Катя, вы с Вадимом сейчас идите прямо в гостиницу. Меня не ждите. Тут, кажется, надолго.
– Проходите в кабинет, гражданин, и не командуйте тут, – Катюшин выпрямился – они с Мещерским были одного роста. – Мы сами разберемся с товарищем капитаном, когда и куда нам идти.
– Клим, ну а с кем я могу об этом поговорить? – шепнула Катя.
Катюшин нахмурился, покачивая головой. Потом вздохнул, указал глазами на Линка – тот как раз закрывал за собой дверь в кабинет. Катюшин кивнул в его сторону и многозначительно крутанул пальцем у виска.
Глава 17
ВОДЯНОЙ – ВЕРСИЯ ПЕРВАЯ
Однако первую историю ОБ ЭТОМ Катя услышала не от Линка, а от Юлии Медовниковой. И в который раз убедилась, насколько бывает обманчиво впечатление о человеке. Ведь трудно было даже представить прежде, что эта крикливая, пылкая, черноглазая смуглянка способна рассказывать об этом вот так.
Произошло все сразу после ужина, который никого в этот вечер не радовал. В баре, где, кроме Кати, Мещерского и Кравченко, сразу заказавшего себе водки, сидели только Дергачев и Чайкин. Сидели рядышком за столиком и распивали пиво как ни в чем не бывало, тихо о чем-то судача (наверняка о страшной находке на пруду). Словно и не было между ними ссоры, драки, словно и не летели в этом же самом зале метко пущенные в противника стулья и не билась вдребезги чайная посуда. В другое время Катя непременно бы заинтересовалась этим феноменом мужских взаимоотношений, но в тот вечер было не до того.
– Я слышала, есть тут у вас какая-то местная легенда про Водяного, – спросила Катя, когда Юлия подошла к их столу, неся на подносе две чашки кофе для Мещерского и Кати и граненый стакан водки с бутербродом для Кравченко. – А меня все за этой легендой к Линку отсылают. Странно, он же чужой здесь у вас, иностранец. А ты, Юля, и вы, Илья, – Катя обратилась к неловко возившемуся с посудой за стойкой Базису, – вы не знаете этой истории? Вы, Илюша, помнится, что-то такое говорили…
– Я не мастер сказки рассказывать, – сухо ответил Базис. – Не мой это профиль, Катя.
– Все это случилось давным-давно. – Юлия положила опустевший поднос на соседний стол и присела бочком. – И ты напрасно, Илья, так. Ребятам, естественно, хочется знать, хочется как-нибудь отвлечься после таких… – Она быстро глянула на Катю. – Стать свидетелем такого во второй раз – это просто… это до инфаркта можно дойти. Ладно, я вам сейчас расскажу, что знаю и как умею. Только, чур, не оговаривать меня и не перебивать. А все началось с того, что однажды в лунную весеннюю ночь в 1709 году пастор церкви Святого Адальберта, епископа Пражского, здание которой до сих пор является главной архитектурной достопримечательностью нашего поселка, бывшего прусского Пилькоппена, поймал сетью в заливе Водяного. – Голос Юлии теперь удивительно напоминал голос экскурсовода в краеведческом музее.
– Мы когда под отель дом себе здесь присматривали на косе, – вклинился Базис, – специально хотели, чтобы и дом, и место с историей было, с аурой. Слышите, как излагает, а? Это она все еще тогда наизусть вызубрила. Мы думали, все это к нам туристов привлечет. Ну, как в Штатах, где в отели специально дома с привидениями превращают. И народ туда валом валит, и деньги платят владельцам.
– Умолкни, лучше бокалы пока перемой. – Юлия закурила. Кравченко галантно поднес ей зажигалку. – Я рассказываю как могу. Итак, началось все с того, что поймал наш здешний пастор Водяного и вознамерился сжечь его на костре на рыночной площади как исчадие ада и посланца преисподней. Но на дворе был уже век Просвещения, и костры инквизиции давно уже были в Европе не в моде. К тому же в это самое время приехали из Кенигсберга в Пилькоппен два студента. Один был племянник пастора, а другой жених его юной дочери, белокурой красавицы Агнетте.
Оба студента чрезвычайно заинтересовались происшедшим. Оба наперебой начали убеждать пастора, что костер – это пережиток варварства и что не лучше ли прямо сразу направить гонцов в Дерпт, в Кенигсберг и в Дрезден, вызвать университетских профессоров и бакалавров, чтобы и они смогли взглянуть на морское диво и составить о нем научный отчет королю. Все это слышала и юная Агнетте, и ей до смерти захотелось самой взглянуть на Водяного. Его держали в сарае, запутанным в сети. На месте того знаменитого сарая сейчас как раз наша автомастерская.
Катя следила за Медовниковой: ну и ну, даже голос изменился у хозяйки гостиницы. Да что голос, изменились ее манеры, жесты, взгляд.
– Среди ночи, дождавшись, когда в доме все уснут, встала Агнетте с постели и направилась в сарай, – продолжала Юлия. – Сердце ее сжималось от страха и любопытства. В Пилькоппене ходили слухи, что Водяной – жуткое страшилище, в тине и рыбьей чешуе. Но когда Агнетте вошла в сарай, подняла свечу и увидела его, запутанного в сеть, то… Как поется в старой здешней песне: «Печален Водяного взгляд, а волосы золотом горят». Это был самый прекрасный юноша на свете, похожий на королевича из-за моря…
Катя невольно проследила, куда был направлен в этот момент ее взгляд – на Чайкина. Тот сидел и пил пиво. Дергачев сидел рядом, ссутулившись, тяжело облокотившись на стол.
– Юноша страдал от жажды и холода. Он был совершенно голый. Кожа его была гладкая и загорелая, тело сильное и мускулистое, и на нем не было рыбьей чешуи. И Агнетте, которая была невинной девушкой, ощутила, как лицо ее пылает от стыда, потому что она еще ни разу не видела обнаженного мужчины. И почувствовала она, что сердце ее рвется на части от жалости и сострадания. Водяной попросил у нее напиться, и она принесла ему воды в ладонях. Он коснулся ее рук губами и назвал ее по имени, и она поняла, что сделает для него все. И тогда он попросил ее взять нож и разрезать сеть. И она сделала это и протянула к прекрасному юноше руки, но… «И тогда схватил ее Водяной – точно горло стянула петля». Он утащил Агнетте с собой на дно залива. И держал у себя восемь лет, и жил с ней как с женой, и она родила ему семерых детей: четверых мальчиков и трех девочек. Но однажды, на девятый год, весенним днем услышала Агнетте звон нашего церковного колокола. И заплакала, загрустила, стала умолять Водяного отпустить ее на землю на утреннюю мессу повидать людей и отца. И Водяной согласился, но взял с нее клятву, что на вечерней заре она вернется к нему.
Но, побыв на земле, вдохнув аромат весенних цветов и трав, Агнетте не захотелось возвращаться на дно залива. Водяной ждал ее до заката. А когда последний луч солнца погас, он поднялся на поверхность и вышел прямо возле ступеней церкви из нашего черного пруда – «Водяной поднялся на свет – до церкви оставил мокрый след». Кто из жителей его видел, тот с криками ужаса бежал прочь, потому что вид Водяного на этот раз был ужасен, как вид покойника, много месяцев пролежавшего в воде. Сгнившая плоть клочьями сходила с его тела, и клочьями же падала на землю с его рыбьего хвоста сгнившая чешуя. И вот такой жуткий и безобразный Водяной вошел в церковь и потребовал Агнетте назад. Но она, потрясенная его видом, закричала: «Нет, убирайся в свой проклятый пруд, урод! Никогда не вернусь я к такому чудовищу!»
