– Марта! – раздался голос Сукновалова. – Марта, ты дома? Это я.
Сукновалов быстро шел по дорожке к дому. Катя из-за ограды видела его широкую спину, покатые плечи, подбритый затылок. Он был одет, как всегда, – немного странно для своего возраста, слишком уж молодежно – в тесные облегающие джинсы клеш и модную потертую джинсовую куртку, украшенную вставками из кожи. Этот крикливый деним обтягивал его медвежью фигуру, едва не лопаясь по швам.
– Марта? – Сукновалов вдруг остановился как вкопанный – он увидел ее на веранде. – Что… что такое? Что случилось? Где ты была? Я так волновался, я всю ночь тебя искал.
Марта подняла горшок с бальзамином.
– Да что с тобой такое? Что стряслось? – Сукновалов спросил это, заметно понизив голос и – Катя видела – быстро, остро, тревожно оглядываясь по сторонам.
– Не подходи ко мне! Не смей! – Голоса Марты тоже было не узнать. Таким он был испуганным и враждебным.
– Да что случилось? Марта! Что с тобой? Ты заболела? Ты что, не узнаешь меня? Марта! – Сукновалов шагнул вперед. Марта отшатнулась.
– Не подходи! Не подходи ко мне, слышишь! – Она снова захлебывалась от рыданий. – Я… звонила… Я все теперь знаю… А ты… Кто ты такой?! Кто?
– Да ты что? У тебя температура, что ли? – Сукновалов рванулся к ней, и Марта отскочила в глубину веранды. – Дурочка, да что произошло? Почему ты в таком диком…
– Кто ты такой, скажи мне! – крикнула Марта исступленно. – Ответь!
– Да что с тобой? Что ты говоришь такое, что?
– Ты не Сукновалов! – Марта бросила это ему как вызов. – Все ложь! Все это, и это, и это ложь, – она обвела яростным, испуганным взглядом веранду, лужайку, кусты, ограду, машины. – Ты не Сукновалов! И зовут тебя не Григорий. Это его так звали, его! А не тебя!
– Ну-ка пойдем в дом. Поговорим там. Здесь не место, – голос Сукновалова теперь тоже звучал по- другому.
– Не приближайся ко мне! – взвизгнула Марта и снова подняла свой жалкий горшок с цветком. – Боже мой… боже, какая я была дура, какая идиотка… А ты? Кто ты такой, кто? Я звонила в больницу… Это ее фамилия была, ее! До замужества. И муж мне ее все сказал: это ее брата так звали – Григорий Петрович Сукновалов! Ее пропавшего брата. А ты…
– Я тебе все объясню, только не смей орать на меня. Не смей на меня орать! – Сукновалов ринулся к ней. Марта испуганно вскрикнула и запустила в него цветком. Терракотовый горшок ударил Сукновалова в плечо. Но он, казалось, этого даже не чувствовал – в одну секунду подскочил к Марте, облапив ее маленькую фигурку, скрутил ей руки, зажал рот и поволок к двери.
Катя кинулась к калитке. Все произошло так быстро! Но пока она огибала участок, дверь за ними уже захлопнулась. И стало тихо. Катя пересекла газон, влетела на веранду. Нет, она не боялась. Страха не было – был какой-то глупый, совершенно телячий азарт, да еще лихорадочная спешка – только бы успеть!
Она дернула ручку – заперто. Замок защелкнулся изнутри. Катя бегом обогнула веранду – окна, эти чудесные светлые окна, укрытые от чужого взора густым сиреневым тюлем, везде, везде забраны решетками! И дорога пуста. В этот тихий полуденный час тут никого нет. Местные все на работе, курортники на пляже. Только ветер с залива шумит в кронах сосен.
И крик «Помогите!» так и застыл на Катиных губах. Все равно, кричи не кричи… Она спустилась вниз, снова бегом обогнула дом – глухие кирпичные стены, запертый гараж. Рядом с гаражом к дому лепилась небольшая кирпичная пристройка в один этаж. Окно тоже было единственным и странно круглым, как в корабельной каюте. Имелась и тесовая аккуратная дверь. Строение удивительно смахивало на баню. Трудно было сказать, сообщается ли эта баня с комнатами, и все же…
Катя робко дернула дверь, почти без всякой надежды: на окнах решетки, кто же оставит незапертой дверь? Но дверь открылась. И Катя вступила в душный сумрак, пропитанный ароматом струганого дерева, хвои, мяты и эвкалипта. Да, это была действительно баня, с парной и финской сауной. И все здесь тоже было устроено по-хозяйски – отлично и продуманно.
За парной располагался отделанный деревом просторный предбанник, и… Рядом с вешалкой, где висели полотенца и махровые халаты, была еще одна дверь. По виду – обычная, межкомнатная.
Катя прислушалась. Из глубины дома слышались звуки: вскрики, плач. И чей-то голос, басовитый и глухой, что-то бубнил, бубнил. Слава богу, Марта еще жива, а значит…
Катя быстро огляделась – забраться в чужой дом, тем более в такой – это, знаете ли, пахнет керосином. Ну и что же дальше? Что предпринять? Как спасти ее? И как при этом остаться живой?
Катя дернула дверь – ага, закрыта. Но… это ведь не та входная, мощная бронированная дверь. Эта дверь внутренняя, отделяющая сауну от… быть может, от ванной комнаты? Или там, за дверью, коридор? И замок здесь должен быть… Катя дернулась, осматривая ручку. Замок ерундовый, просто внутренняя защелка. Она и защелкнулась. Катя плавно повернула ручку вправо – не идет. Влево… потянула на себя, одновременно плечом стараясь немного приподнять дверь, и… щелкнуло, ручка повернулась. Катя открыла дверь и осторожно выглянула – так и есть, широкий коридор. И света в нем нет. Катя ощупью продвигалась вперед. Налево… вот он, вот же выключатель. Так, налево действительно ванная, туалет, еще дверь… светлая просторная комната с устланным мягким ковровым покрытием полом, шведской стенкой и велотренажером. Маленький домашний спортзал. Коридор неожиданно повернул, расширяясь, светлея. Катя попала в просторный холл. Это была большая зимняя терраса, заставленная мягкой новой мебелью – диванами, креслами, низкими столиками. В углу красовался огромный японский телевизор. Пол украшал сиреневый ковер. Большие окна – те самые – наглухо закрывали сиреневые шторы из тончайшего тюля.
– А я говорю, что ты будешь слушать! – Гневный окрик за стеной разорвал тишину дома. – Ты должна выслушать меня! Не отворачивайся, смотри мне в глаза! Я кому сказал, не смей, дрянь…
– …Ну, прости, прости, прости, прости, прости меня! Я умоляю тебя, прости!
Катя едва не закрыла уши руками. Голос набирал силу и высоту, ввинчиваясь в пустоту, словно гамма, сыгранная на расстроенном рояле, где все клавиши западали, а звуки кромсали слух резкостью и фальшью.
