– Это прямое неподчинение…
Но коротышку прервали: из-за угла дома появился еще один милиционер в штатском, а вместе с ним неопрятная с виду женщина в бигуди, в плаще и ботах на босу ногу, по-хозяйски бренчащая ключами в кармане – техник-смотритель.
Вопрос липовых «понятых» и «па-апрашу покинуть» на время заглох. Кравченко догадался, что наверняка этот гном с галстуком и есть ненавистный Сидорову «академик» Палилов.
– Они ведь еще не уверены, в доме этот маньяк или нет, – шепнул Шипов. – А уже спорят о том, кому его брать. Как-то странно все это у них начинается, вся операция по задержанию. Я это себе совсем не так представлял.
Кравченко глянул на парня с жалостью.
– Он представлял! Воображение – химера. Так, что ли, Муссолини говорил?
– Он никогда так не говорил.
– Да? Впрочем, не суть важно. А ты знаешь, того… сними эту свою
Энергичный Палилов, негодующий Сидоров и их милицейские коллеги вместе с техничкой скрылись в помещении жэка. Точно из-под земли вырос патруль ППС, вооруженный до зубов. Затем на углу с визгом тормознул облезлый «рафик», а из него горохом посыпались крепкие молодые люди в шнурованных башмаках, черных беретах и серо-пятнистом камуфляже.
– Царица небесная, никак выселять кого собираются?
Кравченко обернулся: старуха с кошелкой, из ранних «рыночниц» – глазки так и зыркают, острые, как шильца, а в каждой морщинке мумифицированного личика – истовое любопытство.
– Нет, бабуля, наоборот! – обнадежил он. – Сослуживцы сослуживца вселяют. Видишь, сколько гостей – новоселье у нас намечается.
– Да ну? Новоселье.
– А вы сами-то из какого подъезда?
– С энтого вон, – старуха кивнула на «проверенный» третий.
– Говорят, квартиры у вас зря пустуют.
– Какие квартиры? У нас? Да как же это… права такого не имеют! Хозяева ж им есть. Это Клавка небось, смотрительша, душа ненасытная, за взятку кого сует сюда, – старуха вытягивала шею. – А жильцы ейные как же? Куда ж их, на улицу, што ль?
– А где жильцы-то? – поинтересовался Кравченко.
– Полуэктовы в деревню к родне уехали картошку копать. Сам-то в отпуске, ну и жена взяла за свой счет. Этот, с третьего этажа, из тридцать четвертой, Михаил Палыч, в больнице, рожа у него какая-то на ноге возникла. Нешто только рожи на ногах бывают? А Гвоздев… да это его, што ль, выселяют?
– А это кто такой? – Кравченко улыбался душевно.
Но тут дверь жэка распахнулась, и появились Сидоров и Палилов.
– Я руководству доложу! – выкрикнул последний.
– Докладывай, – разрешил первый, позаимствовал у коллеги рацию и начал настраивать канал.
– Вас отстранили от участия в этой операции за допущенные грубейшие нарушения в работе, а вы… А почему тут снова посторонние?!
Старушка охнула, вцепилась в кошелку и заковыляла прочь. Однако дошла только до угла: избрала новый наблюдательный пункт и замерла выжидательно. Через минуту к ней присоединился мужчина, выгуливавший охотничью лайку, затем подошел некто в замызганной спецовке с фибровым чемоданчиком – по всему местный сантехник, подкатили на роликах два сорванца с яркими рюкзаками-ранцами. Двор оживал, зеваки сбивались в стаю.
– Все оцепить тут, посторонних никого не пускать, жильцов тоже не пускать, вернее, на работу пусть идут, но если будут путаться под ногами, то словом жестко разъяснять, – решительно распорядился коротыш. – И никакой информации никому. Если подозреваемый скрывается в доме, будем брать его профессионально, без шума.
И тут, словно в насмешку над весьма резонным этим распоряжением, во двор на полной скорости ворвалась, воя сиреной и ярко полыхая синей мигалкой, сверкающая иномарка с надписью ГАИ аршинными буквами на борту.
В доме захлопали окна и форточки, жильцы высовывались посмотреть, что стряслось.
– По какому поводу шум? – громыхнул с четвертого этажа чей-то пропитой бас.
– Да выселяют кого-то! – ответили снизу весело. – Гвоздев, а это не тебя ли, за неуплату, а?
– И-эх, шуме-ел камы-ыш, – бас снизошел до бархатной октавы. – Ди-и-ри-эвья га-ну-у-лись…
– Гвоздев, поимейте совесть, у меня ребенок больной спит, – в соседнее окно высунулась блондинка бальзаковского возраста. – Что вы орете? Не в церкви ж у себя!
– Гвоздев, Степан Степаныч, поспокойней, – один из подошедших сотрудников милиции, по виду типичнейший участковый, погрозил бузотеру. – Восьмой час уже, пора, Степан, и протрезветь.
– А мы вчера на венчании были знаешь у кого, Семеныч? – обладатель баса (его не было видно в форточку, а только слышно) интригующе умолк. – Батюшка венчал, а мы «Многая лета» поддавали во славу божью знаешь кому? Нет, лучше потом тебе скажу, конфиденциально. Ни за что не поверишь. А вы чтой-то, никак бдите уже спозаранку?