ищет друга. Желательно офицера. Рядовому и сержантскому составу просьба не беспокоиться».
Ну, таким уж его бог создал…
А Колосов… О, Никита поначалу подумал: на фиг, на фиг – работать с таким. Вербовать такого… ОЙ- ЙО!!
Но у Бархата имелось пять бесценных личных качеств: умен, отважен, добр (несмотря на то что порой промышлял мелким мошенничеством), решителен, и он готов был разбиться, расплющиться в лепешку ради человека, к которому его тянуло…
Колосов не вдавался, что Бархата тянет к нему… Бархат стал негласным сотрудником. Об остальном же они никогда не говорили.
Правда, однажды Никита рассказал о нем Кате. Только с ней он мог говорить, правда, не называя никаких имен. Не просил совета, просто излагал ситуацию. Она выслушала внимательно, подумала и ответила: «Да, это вам не Жан Жене» [3]. А потом весьма сентиментально добавила, что окружающий нас мир гораздо более пестр, сложен и удивителен, чем это представляется в ведомственных инструкциях Министерства внутренних дел. И в этом мире хватает места для всех. И для таких, как Бархат.
Бархат с Колосовым не виделись более полугода. Для негласного не подворачивалось подходящей работы. И вот в связи с дракой в «Доме Скорпиона» она вроде появилась. Под утро Никита решил: да, так будет лучше всего. Вслед за подозреваемым из Катиного списка они навестят этот ночной уголок. Только Бархат мог получить исчерпывающую информацию и об этом «Скорпиончике», и о посещавшем его Анатолии Риверсе, и о погибшем Маслове.
Когда Никита пришел к такому выводу, на часах было 4.13.
Потом он уснул – из пушки не разбудишь. И не видел до 7.00 никаких снов.
Глава 22
4.13
На часах – 4.13. Это было единственное, что Мещерский помнил точно. Стояла глухая ночь. Но так лишь казалось из-за штор, закрывавших окно. За окном уже брезжил летний рассвет – узкая полоска зелени на черном востоке.
Телефон звонил, звонил. Но не было сил открыть глаза. Наконец Мещерский проснулся. Электронный будильник рядом с диваном показывал 4.13.
– Да! Алло!!
– Доброе утро.
Первое, о чем подумал Мещерский: телефон прослушивается. А значит, задача номер один как можно дольше удержать ЕГО, чтобы колосовские коллеги смогли установить номер. Но можно ли установить номер, с которого звонят в 4.13 утра?!
– Какого черта? Что еще нужно? – грубо и хрипло спросил он.
– Мне? Ничего. Вот только хотел сказать: я ждал ровно десять минут. Никто за мной не приехал.
– А меня доносить не учили. Даже на такого подонка, как ты.
– Ну почему ты меня оскорбляешь?
– Потому что кассетку твою видел, представляю, что ты с людьми творишь!
– А может, хочешь увидеть еще одну?
Вопрос был задан так, что Мещерский подавился очередной гневной тирадой. Испугался. Не голоса, нет, не тона, не смысла фразы, не таившейся угрозы, а…
– Может, встретимся – поговорим? – тихо спросил голос.
– А зачем мне с тобой встречаться? О чем говорить?
– Ну, это пока мне решать. Не тебе. А о чем говорить… Разные бывают темы. Например, у меня сейчас в руке ножницы – маленькие такие, маникюрные… На левую руку свою смотрю – ножницы острые. Кожу сейчас у большого пальца надрежу, как ткань. Ты ведь остро чувствуешь чужую боль. Как барометр. А мою?
Мещерский почувствовал только тошноту. И одновременно злость: «Наутилус» второй номер, – подумал он с бешенством. – «Я закрылся в подвале и резал ремни…»
– Брось ножницы.
Ему показалось – или в трубке действительно что-то звякнуло?
– Бросил. Как скажешь.
– Где встречаемся? Во сколько?
– Сегодня. Вечером. В то же время, что я и звоню.
– Где?
– А ты сам не догадываешься? – усмехнулись в трубку.
– Где? Я от тебя хочу услышать.
– Там же, где мы впервые узнали кое-что друг о друге. И лучше приходи один… Мне, лично мне никто там больше не нужен, кроме тебя.
Гудки. Мещерский встал с дивана. Нашарил сигареты. Глянул на часы. 4.16 – боже, прошло всего три минуты! Установили они номер?! Если да, то рапорт об этом ляжет на стол Колосову в девять. Значит, к этому часу нужно ехать на Никитский. Остальное решать не Мещерскому…
