— Сереж, да скажи ты толком, чем они тут занимаются?
Чему он их учит?
— Ну, он же объяснил тебе: методика выживания в экстремальных условиях. Как бы это популярно... Ну, он примеры приводил с Югославией, с Чечней. В городских условиях наши вели военные действия вполне сносно, но как только театр военных действий перемещался в горы, в лесные массивы, то... Военные не всегда могли адаптироваться к новой среде. Современный человек абсолютно утратил навыки выживания в природе. И вот тут, в школе, они и ставят себе задачей такие навыки приобрести и...
— Я готов, поехали, — Степан, одетый на этот раз в черные брюки и белую рубашку, спускался по ступенькам корпуса. — Серег, не пора машину тебе менять? «Девятка» не надоела? А то у меня корешок «Хонду» продает. Пробег небольшой, полная растаможка, и за ценой не погонится. Если нужна — мигни. — Он сел рядом с Катей назад. — Я сюда на тачке не езжу. До дачи шесть километров — утром пробежишься, в речке ополоснешься — эх! Серег, ты резину на колесах когда менял?
На Катю он ни разу не взглянул. Словно она была пустым местом. У вольера их машину остановил парень со свистком, приник к окошку со стороны Базарова, зашептал тому что-то.
Катя расслышала: «Ему плохо.., видимо, перелом».
— Так наложите шину. Забыли, как надо действовать? — Базаров пожал плечами. — Сам виноват — закрылся, руку подставил. Не ошибся бы а блокировке — схлопотал бы по мякоти, а не по кости. Действуйте, ну? Что, из-за всякой царапины к Айболиту бегать?
Речь явно шла о получивших наказание. Катя поняла: жаловаться на боль и травмы в этой школе не принято, все равно никто не пожалеет.
Глава 10
БОЛЕЗНЬ ХИЩНИКОВ
Необычные были эти девять дней по Базарову-старшему.
Непохожие ни на одно из траурных мероприятий. И Кате они запомнились по многим причинам.
Дача Базаровых — большой, не раз перестраивавшийся дом — располагалась на обширном участке, огороженном глухим зеленым забором. В саду глаз радовало буйство красок: подстриженные куртины персидской сирени, ухоженные клумбы с ковром маргариток, левкоев, анютиных глазок, нарциссов и тюльпанов. Ухоженный садовый ландшафт дополняли посыпанные гравием дорожки, напольные фонари- подсветка, две беседки и тщательно прореженный, освобожденный от кустов кусок девственного леса — серебристые ели, липы, дубы. Перед верандой красовалась садовая мебель и зонты-тенты от солнца. У ворот стояли несколько иномарок.
Приехавших встречали на веранде суровая старушка в очках — видимо, домработница — и Валерий Кириллович.
Катя видела режиссера так близко впервые и несколько робела. Но всем гостям этот ученик Фассбиндера говорил одну и ту же устало-приветливую фразу: «Спасибо, очень тронут, проходите, отдыхайте с дороги». Для Кати и Мещерского делать исключение он, естественно, не стал. Поминки не выглядели шумными и многолюдными. Совсем напротив. Обычно на девять дней приглашают близких и друзей покойного. Однако поначалу Катю удивило почти что полное отсутствие среди поминающих сверстников умершего — стариков — и засилье молодых или относительно молодых лиц.
Старшее поколение представляла только девяностодвухлетняя вдова Кирилла Арсентьевича Анна Павловна Мансурова — в прошлом известная советская киноактриса, игравшая почти во всех фильмах. Теперь эта высохшая, накрашенная и напудренная, увенчанная жгуче-брюнетистым париком старуха была прикована к инвалидному креслу, с которым, несмотря на преклонный возраст, управлялась весьма шустро. К ней подводили гостей в первую очередь.
Лиза Гинерозова шепнула Кате: «Старая кукла совсем из ума выжила, не обращай внимания на ее треп». Не обратить, однако, было трудно, потому что Анна Павловна почти каждому из гостей капризно жаловалась:
— Он хотел меня бросить. Он всю жизнь смотрел только под чужие юбки... Не спорьте, я знаю, что говорю. Если б не смерть, он бы точно меня бросил. Женился на медсестре...
Опешившей Кате старуха тоже выдала эту фразу. Дмитрий Базаров, представивший их с Мещерским бабке как: «А это жена Вадика — сына Андрея Константиновича, ты, конечно, помнишь его, ба... А это внук Елены Александровны, смотри, какие розы они привезли...» — шепнул Кате:
— Атеросклероз — ничего не попишешь. Первый ее муж был адмирал флота. В сорок пятом он ее оставил — женился на медсестре из фронтового госпиталя.. У нее все перепуталось с возрастом.
За большой овальный стол сели точно в три часа. Собралось не так уж и много гостей: кроме Валерия Кирилловича, его жены-иностранки, то ли австрийки, то ли швейцарки, не говорившей ни слова по-русски (роль переводчика услужливо выполняла вездесущая Лиза Гинерозова), домработницы, младших Базаровых и прочей «молодежи», еще только три пожилые супружеские пары.
«Конечно, большинство сверстников „патриарха“ давно уже в могиле, а живые такие же развалины, как его жена. Куда таким по поминкам ездить?» — думала Катя, когда слово о покойном взял Валерий Кириллович. Он сидел на месте хозяина во главе стола. Она спросила у Дмитрия (он сел рядом с ней), а где же его отец, Владимир Кириллович, почему его за столом не видно?
— Отцу нездоровится. Он, возможно, выйдет чуть позже, — последовал ответ.
Перед тем как все перешли в столовую, среди молодежи произошел один инцидент, ярко продемонстрировавший непростые отношения между близнецами и младшим братом Иваном. Тот приехал на дачу на чьей-то машине, Катя увидела его из окна. Парня скорей всего подвезли какие-то приятели, однако их в дом не пригласили. Он вбежал по ступенькам на веранду'; швырнул на диван спортивную сумку и хотел было пройти в столовую, но Степан развернул его к себе.
— Пойди прими душ, — приказал он.
— Отстань от меня, — парень дернулся, пытаясь высвободить плечо.
— Я кому сказал? Отскоблись мочалкой от своих спидоносцев.
— Степа, пожалуйста, не надо сегодня, в такой день, — к ним подскочила Лиза и испуганно потянула жениха за рукав. — Что ты к нему пристал? Ванька, иди. Бабушка про тебя спрашивала. Иди же!
— Не лезь защищать нашу королевну, нашу семейную розу-мимозу, — Степан тянул брата в ванную, — после дружков помыться надо, раз дружки — уроды, то и;..
— Ты же прекрасно знаешь, что это не правда, — возразила Лиза.
— Не трожь моих друзей! — Иван повысил голос, привлекая к себе внимание. — Не твое дело, кто с кем у нас дружит, кто с кем спит и как! Не лезь ко мне! — Он вырвался и ринулся по лестнице на второй этаж.
Шло время. За упокой души усопшего произнесли уже немало трогательных тостов. Вспоминали, как водится, только хорошее. Слово брали то родственники, то какой-то известный сценарист, проработавший с Базаровым полвека на «Мосфильме», то старый писатель, то дряхлая, но по-прежнему кокетливая эстрадная певица. Но вот Валерий Кириллович поднялся на нетвердых ногах. Катя успела заметить, что ученик Фассбиндера неумеренно пил и быстро пьянел, несмотря на умоляющие гримасы своей жены- иностранки.
— Ну, ребят, а теперь давайте его любимое. Помянем деда, как он бы того хотел. Степ, давай. Вставай, бери бокал и...
Читай его любимое — ты знаешь что, — заявил режиссер.
Степан медленно поднялся. За столом Катя смотрела только на него. Злилась на себя за это, но ничего все равно не могла с собой поделать. Этот человек одновременно притягивал и отталкивал ее. Катя смотрела, как Лиза, нескромно прижавшаяся к своему жениху плечом, обращалась с ним напоказ как со своей собственностью. И Катя явственно ощущала в сердце какую-то занозу. Пока еще маленькую, но острую, вонзавшуюся все глубже и глубже. Этот парень, этот атлет, выкидывавший тошнотворные фокусы, избивавший в кровь своих товарищей, этот... Поступки его пугали, но сам он был чертовски привлекателен физически: рост, фигура, плечи, гордый поворот шеи, вот только взгляд... Кате все казалось, что они не договорили с этим человеком там, в лесу, о чем-то... Хотя какой мог быть у них разговор, когда он даже не глядел в ее сторону?
Степан налил себе в рюмку водки. Пил он мало. И ел тоже — в основном ковырял вилкой салаты и овощи, совсем не касаясь мясных и рыбных закусок, от которых ломился стол.
