— Что ж, дед, желаем тебе доброй дороги туда. И покоя.
А о нас не беспокойся. Все у нас будет хорошо. Обещаем, — начал он так, словно покойник сидел за столом и собирался куда-то уезжать — далеко и надолго. Залпом выпил водку и...
Он читал «Похоронную» из «Песен Западных славян».
Голос его, хрипловатый и негромкий, одиноко звучал в тишине. Катя и не подозревала, что Пушкина можно читать вот так... «Пуля легче лихорадки. Волен умер ты, как жил...»
Когда он кончил, секунд пять все хранили молчание.
— Да, вот что значит великая школа, — заметил подвыпивший, погрустневший старик сценарист. — Вот что значит порода. Мальчик талантливый, сниматься бы мог с такими данными.
Степана попросили читать еще, и он не стал ломаться.
Снова читал из «Песен» (Дмитрий потом пояснил Кате, что Кирилл Арсентьевич мечтал снять фильм по этим балладам Пушкина). Брат его читал хорошо известное всем со школьной скамьи стихотворение «Конь». Но как! У Кати сердце сжималось от тревоги, от печали, надвигалось что-то грозное, неумолимое, словно запахло в этой благополучной уютной даче дымом чужого пожарища: «Я слышу топот дальний, трубный звук и пенье стрел...» Она и не представляла, что в эти хрестоматийные стихи можно вложить столько всего своего, личного. Он запнулся, вроде бы позабыл последнюю строфу, но закончил, четко отделяя слово от слова, предложение от предложения.
— Славянство — боль наша... — Валерий Кириллович поднялся, пошатываясь. — Крик души нашей... Отец — мудрый человек, еще десять лет назад предупреждал, да мы слушать не хотели. Вот и получили. Получили после Империи, а? Развал, разруха, коррупция, война, бардак полнейший... Молчи, Магда! — прикрикнул он на свою жену, лепетавшую что-то по-немецки. — Что ты можешь понимать в нашей боли?
Что?!
Шумно заговорили о политике. Какое застолье, даже поминальное, сейчас без нее обходится? Потом подали горячее.
Молодежь точно стая птиц снялась со своего конца стола — начали менять приборы, накрывая чай. Катя поискала глазами Лизу — ведь та хотела с ней о чем-то посоветоваться. Но приятельница была целиком поглощена хозяйственными хлопотами. Она явно чувствовала себя своей в этой семье и еще из кожи вон лезла, чтобы завоевать расположение.
— Ну, Катя, понравилось вам в Степкиной учебке? Мне Сергей сейчас рассказывал про ваши приключения.
Она обернулась — позади стоял Дмитрий с блюдцем парниковой клубники в руке.
— На кухне у Маруси стибрил, угощайтесь. Вот самая спелая. Ну и — понравилось?
— Очень не понравилось, — Катя прошла в гостиную, он последовал за ней. Эта комната была обставлена столь же старомодно и просто, как и все на этой старой даче: мебель темного дуба конца 50-х, кожаный диван, кресла у камина, выложенного кирпичом, на стенах — огромное количество фотографий. В основном разные эпизоды съемок базаровских фильмов и он сам то с режиссерским мегафоном в сдвинутом на ухо берете, то в киношной «люльке» вместе с оператором, то в обнимку с известными артистами, то за письменным столом с трубкой в зубах. Единственным экзотическим пятном в этой сумрачной комнате была облезлая медвежья шкура на полу. Катя полюбовалась на стеклянные медвежьи глаза, желтые клыки оскаленной пасти, кривые когти распяленных на паркете лап.
— Странный у вас брат, Дима, — сказала она задумчиво. — Вы так с ним похожи — словно одно лицо, и вместе с тем...
Например, стихи, что он сейчас читал, — здорово и вместе с тем как-то зловеще. Никогда не думала, что Пушкин может прозвучать вот так недобро: «Кожей он твоей покроет...»
Я никогда прежде не обращала внимания на конец этой баллады. Это ведь перевод Мериме?
— Да. Дед хотел фильм поставить, где соединялись бы мотивы «Гюзлы» и легенды, изложенной Мериме в «Локисе».
Он у нас просто бредил «Медвежьей свадьбой» — фильм такой был старинный, немой, в двадцатых, не видели?
Катя кивнула. В этот момент в гостиную, вращая колеса своего кресла руками, вплыла Анна Павловна.
— Дима, найди мне телефон, — приказала она скрипучим голосом. — Вечно трубку от меня прячут. Какая девушка милая! Кто это — что-то не помню.
Катю снова представили, на этот раз как «родственницу Андрея Константиновича». Она отметила, что Дмитрий называть ее на этот раз «женой Вадика» не стал.
— Вот Екатерина интересуется «Медвежьей свадьбой», бабушка. Побудьте с ней, пока я телефон найду, — шепнул он Кате.
— Божественный фильм. Культовый, как бы сейчас сказали. Малиновская играла.., не помните ее? Сейчас никто не помнит. Звезда немого кино. Настоящая красавица была, я ее отлично помню. В двадцать седьмом мы встречались у Яншина, — старая актриса пожевала губами. — Я еще девчонкой была, только начинала сниматься, Протазанов меня приглашал, Ильинский Игоречек... Тогда все бредили этой «Свадьбой». Юра Завадский пробовался на роль, такой был баловень женщин... Хотели все сделать по- новому: мистика, эротика, человеко-зверь, любовь и страсть... В Пролеткульте насчет разрешения все хлопотали.
— Нашел, вот, — вернувшийся Дмитрий протянул старухе радиотелефон.
— Зачем мне он? Я никому не собиралась звонить в такой день. Лена хворает, Долорес в отъезде, а остальные... Сами пусть звонят, не дешевле их, чай, — старуха досадливо отмахнулась. — Телеграмму от Бертолуччи положите мне на стол.
Мне Лизочек потом переведет с итальянского. О чем это мы с вами говорили, девушка? Ах да, человеко-зверь, страсти...
У Мериме в «Локисе» ведь много недосказанного, правда?
Катя кивнула. Бормотание старухи напоминало стрекот цикады в траве.
— Он ведь о многом умолчал, о самом главном. «Медведь утащил графиню!» Ну вспоминаете? А чей сын был молодой граф: человека или медведя? Изнасиловал ли зверь похищенную женщину? Мериме умел подавать весь этот, как французы говорят «juir», под вуалью умышленной недосказанности. — Старуха затрясла головой. — Нынешние бы писуны и кинолабухи не постеснялись бы влепить в сценарий смачную сцену скотоложства!
— Бабушка! — Дмитрий усмехнулся. — Не пугайте гостей.
— Правдой, Дима, не испугаешь. У меня есть глаза.
И пока они еще глядят на этот свихнувшийся свет, они видят.
Все видят. «Медвежья свадьба» — бог мой, как давно это было! Взгляните, во-он над камином фотографии. Это мы в двадцать седьмом на съемочной площадке: Малиновская — звезда, Завадский, я — статисточка, никому не известная. Все изменилось, жизнь прошла, как песок сквозь пальцы, Кира вот умер, бросил меня, — старуха всхлипнула. — Скажите Марусе, чтобы принесла раунатин. И чаю с лимоном сюда, будьте добры.
Дмитрий повел Катю на веранду.
— Маразм крепчает, бабуля наша — увы... А ведь тоже была красавица. Видели в кино, наверное? Катя, я вот все спросить вас хотел, только не решался все. — Он внезапно уперся рукой в стену, преграждая ей путь. — Вам Лизка утром звонила, я ее просил. Вы намеренно не захотели со мной ехать?
Она пожала плечами.
— Совсем нет, почему? Так получилось. Сережка собирался с вашим братом дела обсуждать, и мы договори...
