У меня голова пошла кругом, к горлу подкатилась тошнота. Закрыл глаза и… успокоительный мрак знакомого леса.
– Ступай в избу, но не вздумай напугать Милушку. Она сидит перед дверью… Иди прямо через стену – для тебя сейчас все едино. Ложись на топчан и спи, – приказала старуха.
6
Конечно, плотник из меня никудышный, но все же я занялся ремонтом крыши – подгнила одна из балок, поддерживающих конек.
Ножовки в хозяйстве бабы Ани не нашел. Пришлось стучать по бревну топором, чтоб укоротить. Топор был с клеймом купца Квасова – старинный. Только вот и точили его в последний раз в то давнее время.
– Ожил, скотина! – крикнула Милка. – Я тебе ущипну, герой-любовник занюханный!
Она погналась за Жоркой. И чего они поделить не могут?
Я молча сражался с бревном, не обращая внимания на стоящую рядом старуху. Ждал, когда сама начнет разговор.
– Помру я скоро… Но ты крышу-то поправь… Натруди тело, а ночью… Ночью получишь волю.
Милка, видимо, догнала Жорку – послышался вопль.
– Этой ночью сам ступай в лес. Иди прямо через сарай. По грядкам… Наступай и не бойся.
– Объяснили бы, – сказал я, не прекращая работу. – Можно ведь и умом тронуться.
– Объяснит твой приятель. Он больше знает.
– Вы бывали там? – Я, не поднимая головы, следил за старухой.
– Сейчас – редко. Здоровье не то, – ответила она.
– Кто еще знает о… Том мире?
– Немощным туда дорога закрыта. Другие… Другие знать не хотят. Писала умным людям, упрашивала… Свихнувшейся считают… Не всякий и попадет, даже если захочет. Корысть мешает, как Дятлу. Понимаешь меня?
– Стоценко… Вы можете его разбудить? Хотелось бы поговорить с ним здесь. Чтоб все знакомо было… Не отвлекаться. Там глаза разбегаются, а здесь было бы удобнее.
– Не получится его будить – не хочет он сюда. Он и в могилу себя закапывал – думал, задохнется и останется Там навечно… Скажи ему, пусть не глупит. Его тело нуждается в пище. Теперь и тебя, пока будешь Там, придется молочком прикармливать. Но, сударик мой, денька через два возвернись. Возвернись, сударь, и приятеля прихвати – есть что сказать вам, пока меня ноги носят. Да запиши, что увидишь… Может, тебя, молодого, и послушают, не назовут дураком, как меня.
– Раз такой разговор, – я прислонил топор к бревну и глянул бабе Ане в глаза, – откровенный разговор, как я понимаю… Олигофрению вы лечите?
– Прочтешь бумаги, что в сундуке, – разберешься. Там много чего по травам… Так ты обещай мне, что не больше трех дней Там… Хоть на полчаса возвернись с приятелем. Скажи, что травки надо позарез попить, чтоб и дальше в ящике своем… Не шутка это.
– Сундучок ваш больших денег стоит. Может, надо чего. Я, как старатель, откажусь от своей доли, – предложил я, подумав, что в заинтересованности сундучком у меня есть своя корысть: как бы не помешало это моим путешествиям в Тот мир.
– Помощь, говоришь? Ну что ж… Вели мне книжек хороших прислать. Только пусть не просто так, лишь бы отделаться, а что-нибудь… Сартра, например. Или Маркузе, Дейчера, на худой конец.
Подгнившее бревно все же заменил, но провозиться пришлось до позднего вечера. Копеечная работа, а удовольствие получил такое, словно не бревно заменил, а дом выстроил, – и с этого угла гляну на выпрямившуюся крышу, и с той стороны зайду – приятно.
– Дело есть, пойдем на озеро, – шепнула Милка, пройдя мимо, и начала поправлять развешанное на веревке белье. Хоть бы глянула в мою сторону, улыбнулась.
На озеро, так на озеро.
Лес… Никто и никогда до конца не подсчитает количество пользы, получаемой от общения с травой, кустами… Даже голоса насекомых и других лесных тварей целебной силой просачиваются в наш организм и разрушают болячки, не причиняя боли. Не говоря уже о запахах… Какие духи могут сравниться с ароматом земляничной поляны!
Милка догнала меня у самого озера:
– Баба Аня отдала еще одну кипу бумаг… Она все мне рассказала. Но я не понимаю: зачем ты решил лежать в ящике, как Стоценко? Нужно это тебе? – Милка схватила меня за руку. – А как же я? Почему ты избегаешь меня?
– Будешь поить меня молоком, – сказал я, отвечая на движения ее пальцев в моей руке. – У меня будет надежный тыл. – И сжал ее холодную ладонь. – И я не избегаю тебя.
– Господи, боюсь… Боюсь, что этот вечер – последний. Успокой меня… Поцелуй…
Как она не похожа на официантку из «Посоха»… Никогда не думал, что черные глаза могут быть зелеными в свете луны. Где моя железная воля?..
В дальней дали ухал филин, пахло папоротником и прошлогодними листьями…
– Что теперь будет? – Милка дернула меня за ухо… – Боюсь, что сойду с ума… Буду поить тебя молоком и жить около ящика. Сделаюсь дряхлой и морщинистой, как баба Аня.
– Милка, бросим все и поедем в Питер. «Посох» хорошо заплатит за бумаги из сундучка. Куплю тебе
