— Что значит — взял?
— Пришли люди из детинца и вынесли все запасы.
— И ты им не отказал?
— У них были с собою сверды.
— И что же?
— Один из свердов приставили мне к пузу. А до того прирезали моего управителя.
— Ого, — удивился Гостемил.
— Племянник управителя сидит теперь в занималовке, выслушивает требования, плачет, и всем отказывает. И говорит то, что я сказал только что — поедем в Новгород, будут деньги.
— То есть, — сказал Гостемил, — тебя попросту ограбили.
Купец промолчал.
— Не понимаю, — продолжал Гостемил. — Вроде бы ярославово Судопроизводство уже год, как на Чернигов распространяется. Просто так грабить людей, даже купцов, не положено, следует заручаться позволением тиуна или князя.
— Детинец.
— Ты заладил. Что — детинец?
— Люди там. А я уезжаю. Что потеряно, то потеряно, и я вовсе не желаю, чтобы меня тоже прирезали.
— Да кто ж там сидит, в детинце вашем? Чудовища какие? Темные силы?
— Тот, кто поборы эти устроил, тот и сидит. Все другие купцы уже уехали из города.
— А посадник?
— Посадника заключили в узилище.
— Кто его «заключил»?
— Ростовчане, в угоду гостям.
— Какие ростовчане, каким гостям?
— Может и не ростовчане, а что тати — так гадать не нужно, как есть тати.
— А гости? Откуда они?
Купец повел бровью.
— Мало нам было греков, — сказал он. — Так теперь еще и эти. Черные, как в ночном лесу яма. Глазами зыркают. Смотрят презрительно. А уж лютуют как!
Гостемил вспомнил посетителей Татьяниного Крога.
— Деньги мои, стало быть, в детинце?
— Нет.
— А где же?
— В Новгороде, болярин. Купеческое слово, болярин, превыше всего. То, что не сберег я твое золото, тебя не касается. Я должен тебе, и свое ты получишь. Но не здесь, а в Новгороде. И с надстроем.
Не будучи склонным к борьбе за справедливость, Гостемил тем не менее заметил:
— Посадника в узилище законным путем может поместить лишь тот, кто его назначил. А накладывать дань в неурочное время можно только с ведома Ярослава.
— Ты что, болярин, урок юриспруденции мне преподать решил? — рассердился Семяшко. — Я из семьи тиунов происхожу! Разбираюсь в таких грунках, уж будь спокоен!
— Сколько ж в детинце гостей и… ростовчан?
— Не знаю. Наверное, много, раз воевода ничего не делает.
— А где воевода?
— А в занималовке у меня сидит, отказ получает.
Гостемилу показалось, что Семяшко недоговаривает, а то и просто врет. Никто ему сверд к пузу не приставлял, глупости это. Еще он подумал, что все это утомительно. Но он настроился на поездку в Киев и в Корсунь. В Киеве Хелье дал бы ему денег, но обременять друга — тоже утомительно.
— Что ж, Семяшко, — сказал он. — Пойду-ка я тогда в детинец, предъявлю требования, пусть отдадут мне мои деньги. Хочешь пойти со мной?
Семяшко посмотрел на Гостемила как на ребенка.
— Ты, болярин, ростом велик.
— А умом не крепок? — спросил Гостемил, смеясь.
Семяшко промолчал.
Гостемил вышел в деловое помещение, полное народу.
— Слушайте меня, поселяне, — зычно сказал он, и говор смолк. Все кредиторы стали смотреть на Гостемила. — Либо у Семяшки ничего нет, либо он выдает деньги только тем, кто ему нравится, а таких мало. Воевода ваш исполнять обязанности свои не захотел, лень ему, но я его не осуждаю. Многие становятся воеводами только для того, чтобы удачно жениться.
— Неправда твоя, болярин! — возразил выходящий из занималовки воевода. — Вовсе не поэтому.
— Возможно, есть и другие причины, — вежливо согласился Гостемил. — А иду я сейчас, поселяне, прямо в детинец, получать мое золото. У Семяшки, повторяю вам, ничего нет. Кто хочет, может присоединяться. Особенно это касается ратников, сидящих тут, в доме купца, поджав хвосты. Подойдем, постучимся в ворота и, кто знает, может, нам откроют.
— А зачем стучаться? — неожиданно спросил малолетний Светозар и, опережая отца с его «заткнись, подлый» доложил, — Там сзади лаз есть.
— Лаз? — переспросил Гостемил.
— Заткнись, Светозар!
— Лаз, — подтвердил Светозар. — Все мальчишки знают.
— Не слушай его, болярин! — сказал отец Светозара, густо краснея. — Уж я его, мерзавца, выдеру, как только домой придем.
— Позволь, позволь, Светозар, — Гостемил подошел к малолетнему и присел возле на корточки. — Позади детинца? Лаз?
— Там малина растет, — объяснил Светозар, оправдываясь.
— Ну вот, удача с нами, — объявил Гостемил. — Кто здесь ратник, или просто человек отважный — слушайте меня, люди! Какие-то ростовчане и прочие… захватили ваш город!
— Да какие они ростовчане! — подал кто-то голос. — Это всё люди Свистуна подстроили, и гостей этих, леших чернявых, пригласили!
— Это все равно, — объявил Гостемил. — Предлагаю отобрать Чернигов. Весь.
Люди недоуменно переглянулись.
— Ну не войско же там целое! — возмущенно сказал Гостемил. — У страха глаза, что две луны! Человек пять влезло в детинец…
Присутствующие усмехнулись грустно.
— Ну хорошо, не пять, сорок! Да и не все они там, часть по городу ходит, в крогах сидит. А нужно-то всего лишь — схватить главных. И уж их-то точно не больше пяти! И деньги все свои получите. Не говоря уж о том, — добавил он, — что, поскольку все купцы перетрусили и сбежали, денег там много. На воровство я вас не подбиваю, но награду за реконкисту… за отъем города в пользу коренного населения… вы получите.
Почему именно реконкиста мне в голову пришла, подумал Гостемил? Какое отношение к Чернигову может иметь Иберия? И вдруг понял — какое.
Один из ратников распрямил плечи, прочистил горло, подошел к Гостемилу, и сказал:
— Я с тобой, болярин.
Следующим подошел воевода. Человек десять ратников сказали, что идут за свердами и топорами. Старясь выглядеть неприметно, многие из присутствующих вдруг вспомнили, что у них есть неотложные дела, и стали расходиться. Вскоре во всем помещении осталось человек пятнадцать, а также Светозар и его отец.
— Идем домой, — яростно шептал отец.
— Я должен показать, где лаз.
