нескольких. Рядом с главным сражался его помощник (так подумал Гостемил) — ростом пониже, станом потоньше, но очень яростный.
— Прекратим кровопролитие! — крикнул Гостемил. — Мне нужен — вот этот!
И он коротко показал свердом на главного.
Главный что-то крикнул своим — очевидно, перевел. Такую речь и такие интонации Гостемил слышал раньше — в Киеве, в Константинополе, в Риме. Но здесь, на севере, звучали они совершенно неуместно.
— Мне тоже нужен именно ты! — сказал главный по-славянски, с едва заметным акцентом.
Резня приостановилась. Тяжело дыша, противники смотрели друг на друга. Очень устав, они боялись быть убитыми просто по оплошности, и были рады передышке.
— И мне! — прибавил помощник главного голосом, напоминающим низкий мальчишеский.
— Не мешай, — сказал главный помощнику.
Действительно ли сражался Мстислав с Редедей один на один или нет — Гостемил не знал, у самого Мстислава не спросил, ибо был тактичен, но сама идея ему нравилась.
— Если ты выйдешь победителем, — сказал он главному, — мы уйдем тихо. Если я — вы уйдете.
Помощник что-то злобно крикнул на своем языке.
— Что он сказал? — спросил Гостемил у главного.
— Смерть неверным, — перевел главный, презрительно кривя губы.
— Оригинальная мысль, — заметил Гостемил.
Клинки грохнули друг о друга, заскрежетали. Гостемил отскочил в сторону, парировал удар, нанес свой, снова отскочил. Враг был так же ловок и так же силен, как он сам, и это слегка обеспокоило Гостемила. Краем глаза он заметил, что помощник главного заходит ему за спину. Главный крикнул что-то помощнику, помощник огрызнулся и поднял клинок горизонтально.
Этого еще не хватало, подумал Гостемил.
— Это в ваших краях считается честным поединком? — спросил он у главного.
— Нет. Подожди.
И, опустив сверд, он закричал на помощника. Помощник стал кричать в ответ, и голос помощника стал совсем мальчишеский. Гостемил благоразумно отошел в сторону, чтобы не стоять между ними. Держа сверд горизонтально, помощник, выкрикнув что-то, кинулся на Гостемила. Гостемил принял удар, клинки скрестились, и он оказался с помощником — грудь в грудь. Снизу вверх — но не очень, помощник был рослый — на него смотрели два переполненных ненавистью глаза, и глаза эти были почему-то не черные, как у остальных, а серые. И что-то было в этой ненависти странное — слишком глубинное, слишком личное. Так ненавидят женщины, когда у них есть сомнения в собственной правоте. Гостемил отступил на полшага. Помощник потянул сверд назад, и в этот момент, как учил его когда-то Хелье, Гостемил, чуть отодвинув сверд, без замаха ударил клинком о клинок, и рукоять выскользнула из руки противника. И тогда противник кинулся на него с голыми руками, и они сомкнулись на шее Гостемила. Гостемил бросил сверд, отодрал противника от себя, швырнул его наземь, схватил за ногу, подтянул к себе, поймал и вторую ногу, и рявкнул:
— Порву надвое, если будешь мешать! Понятно? Я спрашиваю, понятно?
И отпустил ноги противника. Противник вскочил и попытался подобрать сверд, но Гостемил наступил на него ногой.
Главный что-то рявкнул помощнику, помощник топнул, зашипел, и отошел в сторону, сжимая зубы и чуть не плача от ярости и обиды. Гостемил подобрал свой сверд и повернулся к главному. А тот, отдохнув тем временем, только этого и ждал.
Снова скрестились клинки, снова противники сошлись и разошлись, и отскочили, и сделали пробные выпады. Обманным движением Гостемил вывел сверд противника в нужную позицию и махнул своим свердом сверху вниз. Ударившись о клинок, сверд Гостемила сломался пополам. Противник улыбнулся радостно и зловеще. Поводя свердом, он начал наступать на Гостемила, а Гостемил, не отрывая взгляда от острия, бросил обломок на пол, пригнулся, и стал выжидать момент. Клинок главного, описав небольшой полукруг в воздухе, обрушился сверху, но Гостемил успел проскочить у противника под локтем и поймал запястье правой рукой. Противник метнулся боком на Гостемила, Гостемил оступился, и оба упали на пол. Противник не выпустил сверд, а Гостемил не выпустил запястье противника. Оба покатились по полу и наскочили на ховлебенк, и противник оказался сверху. Был он менее уставший, и Гостемил почувствовал, что хватка ослабевает. Он сжал зубы, зарычал, сделал попытку скинуть противника с себя, и в этот момент противник освободил запястье, а свободной рукой сжал Гостемилу горло. Клинок поднялся вверх, острие нацелилось Гостемилу в лицо.
— Как зовут тебя, неверный? — спросил противник.
— Хых, — ответил Гостемил.
— Как зовут тебя?
— Гостемил, из рода Моровичей.
Показалось ли это Гостемилу, или нет — но, вроде бы, лицо противника осветилось зловещей радостью и, вроде бы, темные глаза сверкнули. Темные ли? Светлее, чем глаза остальных. А радоваться в схватке опасно — рассеивается внимание.
Противник приподнялся, чтобы нанести удар, и в этот момент Гостемил рванулся вбок всем телом. Острие вонзилось в пол рядом с его головой. Главный потерял на мгновение баланс, и Гостемил, крикнув басом, приподнял торс, свалил противника, навалился на него сверху, и сомкнул руки на его шее. Противник попытался достать его кулаком, но Гостемил увернулся. Тогда главный схватил запястья Гостемила и стал отдирать их от своей шеи.
— Признай себя побежденным, — прохрипел Гостемил и ударил противника затылком в пол. — Признай, хорла! Признай!
Противник начал ослабевать. Гостемил, не ослабляя хватку, крикнул:
— Эй, вы там! Бросайте сверды! Сдавайтесь! Я не убью его, если вы сдадитесь!
И услышал через паузу голос помощника, переводящий требование.
Гости сомневались, и сомневались бы дальше, но в этот момент распахнулась широко главная дверь, и в гридницу ввалились две дюжины ратников и еще дюжина простых горожан. Пристыженные, они пришли на помощь своим — почти победителям. Среди них было несколько лучников.
И замерли.
— Сдавайтесь! — повторил Гостемил, продолжая душить главного.
Один из гостей, обезумев, поднял сверд и кинулся к Гостемилу, чтобы ударить его в спину. И ударил бы, если бы помощник главного не встал бы у него на пути и не всадил бы ему в грудь кинжал. Обезумевший рухнул на пол и остался недвижим. Остальные гости бросили сверды на пол. Трое или четверо ратников стали их поднимать. Помощник с чуть приподнятыми в знак перемирия руками подошел к Гостемилу и остановился в трех шагах.
— Не убивай его, — сказал помощник.
— Если я его выпущу, он меня прикончит, — прохрипел Гостемил.
— Нет. Шахин, не сопротивляйся. Ты слышишь, Шахин? — спросил помощник по-славянски.
Шахин мигнул обоими глазами. Гостемил осторожно ослабил хватку.
— Шахин, даже не думай, — добавил помощник по-славянски.
Гостемил с трудом поднялся и огляделся. Гости стояли смирно, лучники направили на них луки.
— Что с этими делать, болярин? — спросил воевода.
— Что ты меня-то… спрашиваешь? — раздраженно сказал Гостемил, отдуваясь. — Я не посадник. Свяжите их, посадите в это… как его… удилище… нет, ристалище… ну, в общем, в острог. А то и отпустите, пусть едут домой. Мне-то что, мне только деньги мои нужны, незаконно гостями присвоенные. Ах, да, дознайтесь у них, куда они дели посадника, и освободите его. Впрочем, можете и не освобождать, толку от него, судя по всему, никакого. Тебе и быть, воевода, временным посадником.
— Ага, — сказал воевода. — Ну, тогда что ж… Тогда… свяжите этих двух сперва, — он показал рукой на главного и помощника.
Главный презрительно улыбнулся, будто ничего другого и не ожидал. Помощник покачал головой.
— Болярин, — сказал он. — Ты говоришь, не подумав. Нас прикончат этой ночью, и ты об этом
