Как они оказались на стоянке? Возможно, решили взять еще одну машину, или еще по какой-то неизвестной мне причине? Кто-то следил за Костей и близнецами, подождал, когда они отойдут от моего дома, и убил всех троих на стоянке.
Как их убили, неизвестно. Если только не считать, что все, что я видел в своем сне — правда. А это вполне могло быть. Но кому потребовалось их убивать?
Логично, если бы их расстреляли из автомата, а не убили голыми руками, рискованно же ввязываться в драку с тремя убийцами…
Нет, тут опять я ничего не понимаю. Надо узнать о том, как их убили. А пока готовится к смерти. Мое внутреннее чутье говорит о том, что сегодня ночью ко мне придет смерть.
Не страшно…
Я итак большую часть жизни, думал о том, что скоро умру.
Меня ничего не держит в этой жизни, нет неоплаченных долгов, нет любви и привязанностей. Одному умирать легко.
Зазвенели ключи, мое сердце вздрогнуло. Вот она и пришла! И как всегда неожиданно. Дверь открылась, и в камеру вошел здоровый детина. Хотя слово «вошел» — неправильное, едва протиснулся в дверной проем. Места в камере было и до этого немного, а сейчас пространство исчезло вместе с воздухом. Дыхание у вошедшего не было чистым, я отчетливо ощутил запах водочного перегара.
— Быстро отполз в угол и чтоб сидел тихо, тля, а то раздавлю! — детина сжал руки в кулаки и покрутил их перед моим носом, чтобы я лучше понял. Руки у него были настоящего качка, в перекатывающихся мускулах.
Кулак казался очень внушительным, размером он был с половину моего лица, пах табаком и французским парфюмом. Не так я представлял смерть, как-то считал, что она будет выглядеть более традиционно, худощавая модель с косой и в белом модном саване.
Я отполз в угол и прижался к каменной холодной стене. Верзила сел на нары и стал мрачно меня разглядывать. Я тоже, только исподтишка…
…Мужчина в возрасте тридцать-тридцать пять лет, одет в спортивные штаны и майку, которая не скрывала многочисленных татуировок. За плечами не одна ходка, две или три. Как только я сделал этот нехитрый вывод, то сразу загрустил: никогда не нравилось, когда сбываются мои худшие предчувствия. — Тебя, Максимом, кличут? — спросил верзила. — Фамилия Макаров. Так, тля?
Я кивнул, ситуация мне еще больше перестала нравиться. Совсем плохо, я не ошибся, этого прислали убивать. Как он это сделает — не важно. Либо придерется к чему-нибудь, либо удавит молча — результат один. Иначе, зачем интересоваться моей фамилией?
Я еще раз посмотрел на его фигуру и мышцы и подумал, что вряд ли смогу оказать хоть какое-то сопротивление.
Верзила ростом был выше меня на голову, веса в нем килограмм на сто больше. И этот лишний вес приходился в основном на мышцы. Ему достаточно просто прижать меня к нарам и сдавить.
Я задохнусь…
Каратэ хорошо, когда существует пространство для маневра. Когда ты можешь отбежать, отпрыгнуть, увернуться, набрать скорость…
А в ближнем бою все решает масса и сила.
Я проигрывал этому детине во всем.
— Ты что ли Бирюля замочил? — прорычал он, продолжая меня мрачно разглядывать. — И за что ты его? — Никого не убивал, ни Костю, ни братьев-акробатов, — ответил я хмуро, продолжая обдумывать варианты своей неминуемой смерти. — Ночью я сплю.
— Хочешь сказать, что менты с тобой лоханулись? А кто тогда ребят замочил, если не ты?
И этого не знаю, эти ребята действительно ко мне приходили перед тем, как их убили, дверь я им не открыл, и они ушли.
— Могу ли я вам верить, сэр? — произнес верзила. — Или вы все-таки, нехороший человек, пытаетесь что-либо от меня утаить? Я бы вам не советовал, ибо люблю применять методы физического воздействия, тля!
Слова использовалось, конечно, другие, но когда смотришь в глаза смерти, лучше уходить чистым: не оскверняя себя плохим словом, чужим дыханием и непотребной песнью.
— Сказал все, что знаю, — пробурчал я, прогоняя в памяти свои воспоминания. Да, точно. Хорошего почти в моей жизни ничего и не было, а теперь и не будет — можно умирать.
Верзила, как мне показалось, беспомощно посмотрел на железную закрытую дверь. Видимо вел я себя не так, как должен был.
Его гладкий лоб, переходящий в отполированную лысину покрылся мелкими морщинами. Он решал, что ему делать — то ли придушить меня сейчас, то ли подождать до утра. Мне казалось, что я даже слышал его мысли:
«Задавить сейчас? Но тогда вряд ли дежурный обрадуется, когда узнает, что ему придется решать, что делать с этим мертвым козлом. Может возникнуть на меня, тогда мало не покажется. Да и опера разозлятся, им следствие вести…
Оставить живым? Так здесь развернуться негде, а уже спать хочется…»
«Интересно, сколько сейчас времени? — подумал уже я. — По ощущениям вечер, часов так десять».
— Который час?
— Девять, десятый, скоро отбой, — проревел верзила. — Место здесь только для одного, так что давай на толчок. И чтоб сидел и не дергался, иначе быстро оприходую.
Я даже не удивился, по всем понятиям мне было нанесено ужасное оскорбление, за которое убивают.
То есть должен был возмутиться и умереть, или согласиться и умереть, но… чуть позже.
Вот такое нелегкое решение было им принято.
— Места хватит нам обоим, — произнес я примирительно. — Тесновато конечно, но как говорится — в тесноте, да не в обиде.
— Достал ты меня, козел! — верзила повернулся ко мне, схватил за горло, и стал душить. — Я тебе сказал, тля, на парашу!
Я не ошибся, сила у него была, сопротивляться не получалось, ноги упирались в одну стенку, голова в другую. Да и подмял меня под себя всем телом, руки оказались где-то под ним. Чтобы их вытащить, мне требовалось поднять килограмм сто пятьдесят, используя только ладони. Для меня эта задача оказалась невыполнимой, хоть я честно попытался.
Верзила ударил меня несколько раз о нары, удары были не сильными, ему тоже не хватало свободного пространства.
Перед глазами все почернело, руки я все-таки смог вытащить, сил на то, чтобы разжать стальную хватку детины, у меня тоже не нашлось — пришлось умирать. В ушах зазвенело, голос верзилы потерялся где-то в наступившей тишине.
Стало темно и очень тихо. Я был еще где-то рядом, и вертел головой по сторонам, или тем, что у меня осталось, пытаясь увидеть тот знаменитый светлый туннель, куда уходят все души.
Но ничего не увидел и решил, что и тут меня обманули…
А еще я подумал, как хорошо, что вчера принял ванну, а сегодня надел все чистое.
…Самурай каждое утро принимает ванну, бреется, душит волосы, стрижет ногти, аккуратно шлифуя их пемзой и полируя.
Так же тщательно следит он за своим оружием, которое всегда держит в чистоте, старательно очищая от ржавчины.
Все это делается не ради наружного блеска, а пото-му, что самурай хочет быть таким чистым, каким должен быть после смерти, ибо призыв к оружию может раздаться в любой момент.
Воин, чьи бренные останки находятся в неряшливом состоянии, всегда выставляется на посмешище, если его труп достается неприятелю. Самурай, который ежегодно готовится к смерти, готовит себя к тому, чтобы не стать посмешищем врага…
