дыроколов.
— Так, ребятки, — сказал Шаров. — Мы вас побеспокоим! Комната нам нужна эта. Некуда грязное белье складывать. А тут самый раз — место сухое, глуховатое.
— А как же дела? — спросил Семечкин.
— Придумаем что-нибудь, — успокоил директор и уже Петровне: — Сносите-ка всю рвань сюда, и побыстрее.
Когда белье, сношенные носки, чулки, кофты были сложены на ящиках с кружочками, Шаров сказал нам с Волковым:
— Вот и все. Конец демократии…
Я, должно быть, побелел. Шаров впился в меня своими глазами. Я взял его за руку и тихо, но напористо потащил к себе в кабинет. По пути я слагал речь. Обвинительную. Я все хотел вывалить ему. Когда мы вошли в кабинет, Шаров преобразился.
— Вы должны меня выслушать, — глухо проговорил я.
— Ох и надоел же ты мне со своими теориями! — рассмеялся он.
— Нет! — зарычал я. — Вы должны меня выслушать! Я думал, из меня речь польется плавная, аналитическая, а я всего лишь тихо промямлил:
— Без самоуправления я работать не смогу…
— Делай чего хочешь, — махнул рукой Шаров. На лице его была печаль, точно его кровно обидели.
14
Коля Почечкин шел после уроков с Эльбой в сторону заброшенного сарая. У входа Эльба остановилась, насторожилась и испуганно повела головой. Из сарая раздавались какие-то странные звуки. Коля тихонько пробрался вовнутрь сарая и увидел лежащего лицом вниз Славу Деревянко. Бывший вождь детей плакал. Он повернулся в сторону вошедших и со слезами на глазах заорал:
— А ну мотай отсюда!
— Не плачь, Слава! Не плачь! — сказал Коля так жалобно, что Славе сразу легче стало. — Хочешь, я тебе конфету дам? Возьми, у меня еще есть.
Слава поднялся и сел.
— Тебя побили? — спросил Коля.
— Пусть только попробуют, — сказал Слава, и слеза величиной с горошину выкатилась из левого глаза. — Я все для них делал. Ничего не жалел. А они со мной как с последней собакой.
Эльба залаяла, точно была задета ее фамильная честь.
— Я убегу отсюда. Соберу немного денег на дорогу и уеду.
— Возьмешь меня с собой? — спросил Коля.
— Ты маленький, а мне уже скоро четырнадцать будет.
— Я уже не маленький. Я могу целую ночь не спать. Я и сегодня могу здесь переночевать.
— А что, правда, давай с тобой здесь заночуем.
— Давай. У меня здесь и тайна есть.
— Какая?
— А ты никому не расскажешь?
— Никому.
— Поклянись.
— Чтобы мне век свободы не видать.
— Поклянись по-настоящему, — сказал Коля. — Скажи: пусть лучше я умру, чем выдам тайну. Говори! Слава рассмеялся.
— Ну и не скажу тебе тайну.
— Хорошо. Пусть я умру сегодня же, если я выдам тайну.
— Неправильно. Не надо сегодня. А то получается так, что если сегодня не умрешь, то завтра уже не захочешь умирать. Понял?
— Понимаю, — улыбнулся Слава.
После состоявшейся клятвы Коля сказал:
— Здесь есть тайный ход в кладовые Каменюки.
— Иди ты!
— Правда. Только ты, наверное, не пролезешь… — Я не пролезу? У меня тело стало гибким, как лиан. Это Смола сказал.
Слава ухватился левой рукой за перекрытие и легко перекинул туловище через потолочную балку. Потом он повис на левой руке и, спрыгнув, похвалился:
— Видишь, у меня теперь левая рука длиннее правой, а у тебя, как и у всех нормальных несуперов, левая рука короче правой. И вообще левая сторона у всех хилая.
— У меня не хилая. Смотри. — И Коля выпятил грудь. Слава рассмеялся, но сказал уважительно:
— Крепкий ты. Ладно, показывай свой тайник. Коля направился в противоположный угол и стал отбрасывать какую-то рухлядь. Образовалась черная дыра.
— Лезь. Это тайник, — сказал Коля Почечкин.
— А ты уже был там?
— Конечно, был, — сказал Почечкин. — Ты что, боишься?
— Я боюсь! — Слава ухватился за края доски, и его тело опустилось в черноту. — Послушай, дна нет!
— А ты прыгай, — спокойно посоветовал Золотой мальчик. — Боишься!
— Я боюсь?! — взревел бывший вождь и отпустил доску.
Коля прислушался: ему казалось, что Слава Деревянко летел целую вечность. Наконец что-то хлюпнуло, из черноты потянуло сыростью.
— Скотина! — орал что есть мочи бывший вождь. — Здесь никакого хода нет. Здесь вода.
— Есть ход, — тихо и упрямо твердил свое Почечкин, впрочем, он не настаивал и даже сказал почти разгневанно: — А я почем знаю, есть там ход или нет?
— Так ты же говорил, что есть!
— Я хотел проверить, есть там ход или нет. Я так тебе и сказал. Это моя тайна. Вроде бы как предположение — есть ход или нет.
— Ну, я вылезу отсюда — дам предположение!
— А как ты вылезешь оттуда? — спросил спокойно Коля.
— А ну неси мне лестницу, она там стоит возле конюшни.
— Я ее не донесу. Попрошу Каменюку.
Слава не знал, как ему быть: кричать на Колю совершенно бесполезно, совсем непонятно — нарочно он все это подстроил или на самом деле ничего не понимает.
— Ты настоящий болван или придуриваешься?
— А вот будешь ругаться, позову Каменюку.
— Ты, бегемотина, у меня ноги замерзли! А ну волоки лестницу.
Коля притащил лестницу. Детский вождь вылез из подземелья, чертыхаясь.
Коля помог Славе снять и отжать штаны.
— А я знаю настоящий ход в склад Каменюки, — тихо между тем прошептал Коля Почечкин.
— Нет уж, спасибо, — ответил Слава.
— Правду говорю.
— И ты первый полезешь?
— Полезу. Только ты еще раз поклянись, — предложил Коля.
— Ты что, сдурел, через каждые две минуты клясться!
— Тогда не полезу.
