— А Маша Куропаткина? — засмеялся Злыдень.
Наступила пауза. Маша передала записку Деревянко. Слава прочел и криво, ровно на одну половину рта своего, улыбнулся.
— Что она написала? — спросил шепотом Коля Почечкин.
Слава протянул записку. Коля сказал:
— Я такими буквами еще не умею читать. Что тут написано?
— Тут написано: «Заступись за меня».
— Заступись, — взмолился Коля Почечкин.
— А как? По морде дать?
— Дай по морде!
— Ты с ума сошел?
— Я тебе банку сгущенки дам!
— Две, — решительно сказал Слава.
Слава вытащил из лацкана пиджака булавку и нацелился ею в никольниковскую ягодицу. Укол был резким. Никольников подпрыгнул до потолка и так как пребывал в облегченном состоянии, то есть в одной половинке, то легко повис на абажуре, откуда слетели вместе с пылью две засохшие мухи. Занятия, конечно, были несколько скомканы. Все смотрели на абажур, где барахталась никольниковская половинка, а Дятел, крайне недовольный случившейся фантасмагорией, стал рассуждать вслух:
— Опять эта ползучая эмпирика. Она всюду врывается в чистый Логос и тем самым уродует семантические системы. Дети, мы сейчас в трудных условиях, но мы продолжим наше прекрасное рассуждение о проблемной ситуации и проблемном методе. Кто расскажет о признаках нетрадиционного усвоения знаний?
— Я, — сказал Злыдень, отодвигаясь вместе с партой с таким расчетом, чтобы не сидеть под Никольниковым, который в любую минуту мог свалиться с абажура. — Решение проблемы зависит от прочности ранее добытых знаний. Вот, например, сейчас нами установлено, что прозаическое выражение мысли имеет прямую связь с поэтическим. Высказанная Никольниковым идея о том, что Маша не только чистая эмпирика, но и всеобщая абстрактность, свидетельствует о том, что связи между всеобщим и единичным весьма подвижны. Можно я изображу эти связи на доске? — Саша выбежал к доске и нарисовал треугольник, где линия АБ означала всеобщую и вселенскую Машу, а линия БД означала конкретную самобытность Маши Куропаткиной, а линию ДА Саша Злыдень обозначил как линию вопроса-проблемы!
Такой блестящий ход рассуждений был столь неожиданным, что учитель вскочил из-за стола и сказал вдохновенно:
— Открытие! Конгениально! Саша Злыдень, я буду ставить вопрос, чтобы вас повесили на отдельную доску!
— Почета? — сверху спросил Никольников. — Или просто доску?
— Именно на Доску почета! Сформулирована величайшая проблема века! Найдена линия ДА! Что она означает?
— Она означает… — заметил Саша, очевидно рассчитывая на новые открытия.
А Коля Почечкин между тем, увидев, что Маша Куропаткина едва не плачет, снова обратился к Славе:
— И ему дай!
— Не достану. Он далеко сидит.
— Ну воткни ему, Славка, четыре банки сгущенки дам.
— Не могу. Я и так на карандаше.
— Десять банок.
— Не могу.
— Полсклада Каменюки отдам тебе!
— Ладно, сейчас.
И Слава сделал вид, что уронил карандаш. Он нагнулся и, подымая карандаш, воткнул приятелю в ягодицу английскую булавку. Злыдень взлетел. Пролетая мимо Никольникова, он крикнул ему:
— Я первый открыл линию ДА! Запомни! Теперь ты никогда меня не будешь дразнить имбицилом! Запомни это.
Дятел, чтобы продлить наслаждение хорошо организованной самоподготовкой, закрыл глаза на все происходящее и как ни в чем не бывало спросил:
— Кто добавит?
— Кому добавки? — съязвил Слава Деревянко, явно намекая на то, что у него в лацканах еще три булавки. Коля Почечкин тоже рассмеялся.
— А ты почему здесь? — вскипел Дятел.
— А я у него на группе сегодня. На полставке, — пошутил Слава, — Он уже сделал все уроки. Я проверил.
— Разновозрастный отряд, — смягчился Дятел. — Хорошо, так кто еще дополнит ответы товарищей?
— Помогите, — вдруг раздался сверху голос Никольникова.
— Не мешай нам работать, а то в рапортичку запишем, — сказала Маша Куропаткина. — Не обращайте на него внимания, — обратилась она уже к учителю, — он у нас поэт — у него в голове сплошные фантазии. Ему и сейчас кажется, что он летает.
— Исследовательская активность каждого, — между тем продолжал Дятел, — вырастает вдвое, а то и втрое, если фоном трудной ситуации будет целесообразно организованная система действий и ситуаций, в которых ученик станет руководствоваться определенными потребностями, мотивами, целеполаганиями и другими психологическими факторами. Вам понятно, о чем я говорю?
— Понятно! — что есть мочи заорали дети, хотя им совершенно было непонятно, о чем шла речь, да и есть так хотелось, будто целых три дня во рту ничего не было.
А дел было еще по горло. Надо было сомкнуться с теми половинками, которые интенсифицировались в трудовой деятельности, где, в частности, вступили в настоящее трудовое сражение располовиненные Деревянко и Никольников.
За сражением наблюдали слесарь-лекальщик Тарас Григорьевич Чирва и Валерий Кононович Смола. В ход были пущены для определения точности обработки пластмассовых изделий линейки, угольники, циркули, штангенциркули, индикаторы, микрометры.
— Что ж, — сказал Смола, — по ряду сенсомоторных качеств Деревянко явно лидирует. Суставно- мускульное чувство у него выше, чем у Вити. Но зато у Вити больше развита эстетическая система «глаз- рука-мозг», точнее, «глаз-рука- воображение». У Вити деталь получилась, я бы сказал, элегантнее. Удачно выбрана фактура материала. Общий рисунок вещи совершеннее.
— И все-таки, если бы мне предложено было выбирать, то я предпочел бы Славу, потому что Вите трудно быть хорошим слесарем-инструментальщиком: у него плоскостопие и хотя и незначительное, но имеется искривление позвоночника, а это слесарю высокой квалификации противопоказано.
— Это исправимые вещи, — сказал Смола. — Для выравнивания стопы ему назначены специальные упражнения, а что касается искривления позвоночника, то к новому году этого искривления не будет. Так, ребята, можете идти. Сегодня вы разделили два первых места. Встретимся с вами завтра.
Дети выпорхнули из мастерских. Они неслись к школьному корпусу. Здесь еще кипели страсти. Как только закончилась самоподготовка и Саша Злыдень вместе с Никольниковьш слетели с потолка, а Дятел скрылся в учительской, так в классной комнате заварилась новая каша.
— Вот тебе! Вот тебе! — закричала Маша Куропаткина, ударяя Никольникова линейкой. Она била так сильно, что Витя Никольников, а он, как известно, представлял собой лишь одну половину, и она-то под ударами Маши Куропаткиной разлетелась на части. И именно этот факт установлен был Валентином Антоновичем Волковым, который после очередной депрессии явился в класс.
— Ты, Виктор, останешься тут, — сказал он одной половинке. — А ты, — обратился он к другой половинке, — пойдешь со мной в столовую, а остальные Никольниковы, господи, сколько их — раз, два, семь шестых, отправитесь в село Михайловское…
Чем бы еще кончились рассуждения Волкова, было неизвестно, только Коля Почечкин не выдержал
