— Одухотворение всего и вся! — протянул, не глядя в мою сторону, Белль-Ланкастерский. — Типичный витализм!
— Не всякое знание нужно нам, товарищи. Вы посмотрите на рисунки детей. Не крейсер «Аврора» нарисован на этом листочке, а дикий кабан. А под кого роет этот кабан?
— А про клятвы, про клятвы скажите! — настаивал Росомаха.
Марафонова зачитала клятву биологического кружка:
— «Именем пяти ушедших с нашей земли животных, ушедших по вине человека, торжественно клянусь охранять мир природы, всячески…» Нет, товарищи, не могу я читать эти отвратительные строки не нашей идеологии.
— Оприходовали? — неожиданно спросил Росомаха.
— Что? Животных?
— Да нет же, все эти методы и нововведения!
И тут получился совершенно непонятный спор, спор финансово-педагогический. Росомаха вдруг в такую философию кинулся, будто его душа слетала ко всем платоновским идеям и, наполнившись философским эликсиром, вернулась в тепленький шаровский кабинет и стала растекаться по присутствию удивительно загадочными и точными характеристиками, безусловно, примечательными, отчего все застыли в некоторой пораженности.
— Понимаете, какая здесь связь между материально-техническими ценностями и педагогическими? Когда мы осуществили фактически проверку наличия товарно-материальных ценностей, денежных средств и действительного их расхода путем проведения внезапной инвентаризации, а также путем проверки сортности товаров и правильности применения цен, то сразу обнаружилась неполнота оприходования ассортимента ценностей, не значащихся в соответствующей документации и имеющих тенденцию не только к утечке, но и к некоторому росту за счет своих внутренних ресурсов…
Комиссия, пораженная легкостью, с которой рассуждал Росомаха, ничего не могла понять из сказанного, и начфин пояснил:
— Одна и та же порочная система развивается как в педагогическом процессе, так и в материальной базе. Школа — бюджетная организация. Государство отпускает на образование достаточно средств. А школа вдруг бог знает откуда получает доход в восемь миллионов триста тысяч рублей. Простите, куда я должен девать эти деньги? На свалку? Нет, товарищи, это грубейшее нарушение финансовой дисциплины. То же самое просматривается и в вашем педагогическом деле. Везде и всюду мы имеем дело с ложным изобилием, чуждым нашему строю.
— Вот именно, — поддержала начфина Марафонова.
— Теперь смотрите дальше, — продолжал начфин. — Работники школы внимательно изучили изменение экономики района и новые явления в спросе на товары, стали изготовлять остродефицитные вещи типа держаков для лопат, красильных щеток из незаприходованного конского волоса, производить программирующие устройства и макеты, пользуясь тем, что заводское оборудование несколько отстает в качестве, и на этом наживаться, богатеть, противопоставляя себя нашему обществу! То же самое, как я понял, и в педагогике. Товарищ Попов воспользовался трудной ситуацией в стране с делом народного образования и стал придумывать да еще сбывать на сторону методы, которые дают мгновенную, если так можно сказать, педагогическую прибыль. Одна и та же тенденция. Вредная тенденция. Я уж не говорю о политической стороне дела.
— А о ней надо говорить! — решительно вставила Марафонова. — А то посмотрите, что получается? В других районах нет мяса, а здесь его невпроворот. То же самое и в деле народного образования. Возьмите любую школу: за урок дети решают пять задач, и мы говорим — это прекрасно, а здесь сто задач решают! Это же немыслимо! Да еще с такой легкостью щелкают, будто и не карабкаются по каменистым тропам.
— Меня беспокоит другая сторона, — вмешался Белль-Ланкастерский, — можно ли знания детей считать действительными, если они приобретены с помощью незаприходованных ценностей, я имею в виду технические средства и те специальные умения, которые помогли им с такой скоростью клепать, позволю себе грубость, сложнейшие агрегаты типа программирующих устройств?
— Разумеется, эти знания недействительны! — заключила Марафонова. — Именно поэтому и их надо срочно оприходовать!
— А оприходовав, создать комиссию для их списания, — заключил Росомаха. — Считаю также, что изобилие ценностей явилось следствием непринятия со стороны руководства школы своевременных мер по обеспечению уровня нормативной бедности, за что следует вышеуказанных работников привлечь к дисциплинарной, а может быть, и к судебной ответственности.
Как только были сказаны эти слова, так Шаров поднялся, метнул в сторону начфина острым глазом своим, в этот момент он был прекрасен, и вся его природность взыграла, сдерживаемая, однако, покоем, расчетливым умом и холодной рассудочностью.
— Все планы развития материальной базы подписаны вами, товарищ Росомаха, а все методики утверждены вами, товарищ Марафонова, так что пополам будем нести судебную ответственность. В народе говорят: ни от чего в жизни не отказывайся — ни от тюрьмы, ни от сумы. А я человек народный.
— Не забывайтесь, товарищ директор, — прикрикнула Марафонова.
— А я не забываюсь. С вашей помощью все методики, — продолжал Шаров, — утверждены и в НИИ педагогики левого полушария…
— А вы знаете, — перебил директора Белль-Ланкастерский, — что институты левого и правого полушария закрыты?
Шаров сник. Это был неожиданный удар. И кто знает, что бы дальше произошло, если бы не Сашко, который распахнул двери и напрямую обратился к директору:
— Надо купать детвору, или пусть грязными лягают?
— Купайте, — ответил Шаров.
Сашко ушел, и тут же со всех сторон его обступили работники школы.
— Ну, шо там? — спрашивали у Сашка Злыдень с Каменюкой.
— Зараз насчет правой и левой руки решение выносят.
— А что там решать? — любопытствовал Злыдень.
— А про электричество забыли? Кажуть, усих Смола решив пополам разризать. Из каждой людины по два человека выйдет таким образом.
— А действительно, я щось чув про оти электрошоки. Шо це таке? — спрашивал Злыдень.
— Ось смотри, — отвечал Сашко. — У тебя два полушария и у Каменюки два полушария под тюбетейкой. Так вот левое полушарие включается у тебя, когда ты горилку пьешь, а правое, когда на конюшню идешь.
— Шо вин мелет? — обращался Злыдень к Смоле.
— Он, конечно, чепуху несет, но доля истины есть, — отвечал Смола. — Левое полушарие — доминантное. Отвечает за творчество. А правое, рецессивное, за исполнительство. Это уже доказано профессором Дебилиным.
— Бачишь, — вмешался Сашко. — Я правду говорю. Так вот, щоб ты про горилку забув, тебе треба трошки электрошоком, ну дрелью такой левые мозги прочистить.
— Этот научный факт имеет громадное значение, — продолжал Смола. — Вот, помните, был у нас Волков — это типичный случай развитого левого полушария и полная атрофия правой стороны. То есть творческие способности развиты, а исполнительские бесконтрольны, поэтому он на трубы лазил, ведра на головы надевал. Такие люди вредны.
— Ну и шо з ными робыть? — спросил Злыдень.
— Кажуть тоби, электрошоком по мозгам — и все в порядке. Як що тоби дрелью мозги просверлить, так и ты на водосточные трубы полизешь. А на столбы черта с два!
— А хто свет буде давать?
— А никто, — ответил Сашко. — Кажуть, и твои методы по фехтованию оприходовали? — это Сашко у Смолы спросил.
— Заактировали, — ответил Смола, — Но мы еще посмотрим!
Комиссия между тем заседала круглыми сутками. Впрочем, так ничего не решив, все ревизоры вскоре разъехались по домам.
