– Вот, он уже здесь, – сказал отец. Он совершенно не сомневался, что я бодрствую, и я действительно не спала. Было, вероятно, три часа ночи.
На кухне раздевался Рудольф, и мы слышали, как он возится.
– Может, мне сейчас к нему выйти? – спросил отец.
– Попробуйте, – посоветовала я ему.
Однако прежде, чем он успел подняться с постели, дверь отворилась.
Мы услышали это, потому что в кромешной темноте ничего не могли разглядеть.
Очень тихо Рудольф сказал с порога, не заходя в комнату:
– Вы спите, господин сосед?
– Нет, нет – живо отозвался отец, – имею честь кланяться, господин Рудольф...
Не ответив на приветствие, Рудольф так же тихо произнес:
– Позвольте, пожалуйста, Пеперль выйти ко мне.
– Чего вы хотите? – Мой отец сел в постели.
Рудольф невозмутимо повторил:
– Позвольте Пеперль выйти ко мне, – и добавил, – вы же ничего не имеете против, господин сосед?
В этом дополнении таилась угроза.
Мой отец отлично её расслышал и ничего не сказал.
Рудольф ждал в дверях.
В конце концов, отец робким тоном прошептал мне:
– Ладно, иди к нему... тут уж ничего не поделаешь... иди, Пеперль...
Это прозвучало с печальной безнадёжностью.
Я соскочила с кровати, устремилась к двери, Рудольф поймал меня, затянул в кухню и закрыл дверь.
– Марш в постель... – сказал он мне.
Мы улеглись.
– Так, – он удовлетворённо хихикнул и прижался ко мне, – теперь ты с полчаса побудешь здесь, а когда снова вернёшься в комнату, скажешь, что я тебя отсношал.
– Я не решусь на такое, – заявила я.
– Да пустяки, он не посмеет ничего тебе сделать, – втолковал он мне. – Он же сам направил тебя ко мне.
Мы спокойно лежали рядом друг с другом. Я ждала.
– Итак, если он тебя спросит, отпудрил ли я тебя, ты отвечай утвердительно, – произнёс он снова.
Я удивлённо спросила:
– А разве вы не будете меня сношать?
– Нет, – отмахнулся он, – я только что перед этим любовницу отсношал, дважды... у меня сил больше нет.
– Только и всего-то... – Я ухватила его за иссякший шланг. – Эта беда поправимая...
– Так ты действительно хочешь?
Он взял меня за грудь.
– Я, во всяком случае, была бы не против, – молвила я в ответ.
– Ну что ж, я не уверен, однако попробую.
– Может, мне его в рот взять? – предложила я.
– Погоди, – я покажу тебе кое-что такое, что не оставит тебя равнодушной.
Мне пришлось лечь на него, однако, головой к ногам. В такой позиции мне представилась возможность вплотную заняться попытками, реанимировать его безжизненный стебель, в то время как он прижал губы и язык к моим срамным губам.
Эта парная работа была ещё для меня в новинку, но она показалась мне исключительно выгодной. В то время как я безуспешно трудилась над его утратившим прежнюю силу жезлом, он вылизывал меня так, что на меня каждое мгновение накатывало. И я тем более охотно держала во рту этот кляп, поскольку он не позволял мне кричать и стонать во весь голос, что я бы от блаженства наверняка делала, но из-за отца делать не могла.
Мои усилия дали свои результаты. Рудольф тоже пришёл в возбуждение. И как только я заметила, что на его руинах вновь начинает расцветать жизнь, я развернулась и, поскольку он находился уже подо мной, по-кавалерийски оседлала его.
Мы оба сдерживали громкое сопение. Он оттягивал ударами во всю силу, и когда, в конце концов, брызнул, то так высоко подбросил меня, что я чуть не свалилась с кровати.
– А сейчас возвращайся обратно, – сказал он, когда всё было позади.
Мне было страшно, и я объяснила Рудольфу:
– Я боюсь...
– Не смеши меня, – заявил он, – пусть только попробует предпринять что-нибудь. Скажи ему, что он тебя сам послал.
Я на цыпочках проскользнула в комнату. Отец не пошевелился. Но когда я забралась в постель, он спросил:
– Ну, что там?
– Ничего, – чуть слышно сказала я.
– Что же там было? – продолжал он.
– Ничего, – откликнулась я.
– Так чего же он, собственно, от тебя хотел?
– Вы ведь, отец, сами догадываетесь... – ответила я.
– Он тебя сношал? – допытывался он.
– Да... но вы ведь меня сами послали.
– Он сношал тебя?
– Моей вины в этом нет... – утихомирила я его.
– Сейчас же иди сюда... – прикрикнул он на меня.
Я послушно переползла к нему в постель, под его одеяло.
– Что вы надумали, отец?
Он стремительно набросился на меня и разжал мне ноги. Я приняла его кол, который никогда ещё не был таким твёрдым.
– Примиритесь со случившимся, – сказала я, – мы с вами делаем это всякий раз, когда вам хочется, а этого субъекта я больше к себе не подпущу.
– Затки пасть, потаскуха! – прошептал он мне. – Ты же всего лишь потаскуха!
И с этими словами чуть не до самого горла бесцеремонно вогнал в моё тело свой хобот.
– Теперь он тебя тоже сношает... он тоже... – пропыхтел он при этом. – Может, он и в рот тебе вставлял?
– У меня подкатывает... отец... у меня подкатывает... у меня с вами подкатывает... – воскликнула я.
– Так он тебе в рот тоже вставлял?..
– Да... он мне всюду вставлял... – говорила я то, что он хотел слышать, – он мне и плюшку вылизал... ой, у меня подкатывает... быстрее... быстрее!
– С ним у тебя тоже подкатывало?
– Да... – я больше не стеснялась, – да... на меня несколько раз накатило.
И не успела я договорить эти слова, как он выстрелил мне заряд в матку.
Потом мы оба изнурённо заснули. На следующее утро речь о проишедшем больше не заходила.
Несколько дней спустя был праздник. Мой отец и Рудольф больше друг с другом не заговаривали. Рудольф спал, когда отец уходил на работу, а отец спал, когда Рудольф возвращался домой.
Так вот в этот праздник, когда мы только что отужинали, и отец ещё курил трубку, Рудольф вдруг появился дома. Была половина девятого, час, стало быть, для этого непривычный.
Он вошёл в комнату, приветливо поздоровался и поставил на стол две бутылки вина.
– Мир вам, господин сосед, – воскликнул он, – не выпить ли нам вместе вина?
Отец, который всегда охотно пропускал рюмочку, улыбнулся и сказал:
