постелях. Константин Степанович — с сотрясением мозга, Галя — с тяжёлым ушибом спины. Ольга Александровна нашла у неё перелом двух рёбер и отёк правого лёгкого. Счастье ещё, что камень ударил сбоку. Попади он в позвоночник — и не было бы с ними Той, Что Грезит.
На лице Маши было написано ликование: скафандры оказались превыше похвал. Они спасли жизнь всем, кто побывал в объятиях урагана.
Но Сидоренко и Белов были угрюмы — предварительный осмотр «Урана» не предвещал ничего хорошего. Крылья и воздушные двигатели были сильно повреждены. Радиолокаторная установка разбилась вдребезги. Многие приборы управления испортились, и было неясно, можно ли их исправить. По-видимому, разбилось и шасси, хотя это и не было еще установлено. Многие внутренние механизмы были также повреждены. К счастью, уцелел главный двигатель. Значит, оставалась надежда на спасение.
Собрав всех здоровых членов экипажа, Игорь Никитич подытожил результаты:
— Повреждения огромны, но исправить их можно. У нас, будем смотреть правде в глаза, остаётся на это суток двадцать, может быть, чуточку больше. Солнце зашло сутки назад. Ночь продлится ещё суток шестнадцать. Кроме того, у нас в резерве есть раннее утро, когда ещё не будет ураганов и стоградусной жары. Вы сами знаете, что первый же смерч, который здесь пройдёт, прикончит наш корабль. Значит, надо закончить ремонт до утра. Иначе...
— Позвольте, Игорь Никитич! — перебил «колючий геолог».
— Подождите, я ещё не кончил. Ясно, что мы не сумеем восстановить всё. «Уран» больше не сможет летать как вертолёт. Не знаю, хорош ли он будет и как самолёт. У нас больше нет ни радара, ни прожекторов. Значит, если даже мы всё, что можно, исправим, нам придётся сейчас же покинуть Венеру. Оставаться на месте нельзя, а поднявшись в воздух, мы уже не сможем снова опуститься на планету. Я знаю, что вы спросите, как быть со сроком пребывания на Венере? — продолжал он, сдерживая взглядом Николая Михайловича, который всё время порывался вступить в разговор. — Ведь мы должны были пробыть здесь год и три месяца в ожидании нужного расположения Венеры и Земли. Но есть хороший выход: мы будем ждать подхода Земли не здесь, а в мировом пространстве.
Синицын растерянно озирался. Опыт говорил ему, что слова Игоря Никитича никогда еще не расходились с делом, но как он собирается выйти из положения на этот раз, ни он, ни остальные путешественники, кроме астрономов, не могли понять. Все усвоили, что путь космического корабля между двумя планетами лежит по полуэллипсу. Лететь напрямик — не хватит рабочего вещества. Остановить корабль на орбите Земли и там ждать её приближения — тем более. Догонять Землю по орбите — совсем невозможно.
«Как же он думает решить эту задачу, если по точным подсчётам облегчённый до предела «Уран» с полными баками жидкого водорода может развить скорость не свыше двадцати одного километра в секунду, из которых десять с лишком нужны для отлёта с Венеры, три с половиной — для преодоления поля солнечного тяготения, а остальные семь — аварийный резерв для манёвров при подходе к Земле?» — размышлял «колючий геолог».
— Ключ к решению таков. Большая часть энергии, затрачиваемой кораблём при полёте между планетами, идёт на преодоление притяжения во время взлёта. Работа, затрачиваемая при полёте с Венеры по полуэллиптической орбите и на Меркурий, и на Землю, и на Марс, примерно одинакова. Небольшая разница возникает из-за различного воздействия солнечного притяжения. Путь надо рассчитать так, чтобы корабль встретился с нужной планетой на заданной точке её орбиты.
Конечно, для нас было бы гораздо полезнее ждать времени вылета здесь, на Венере. Но если мы волей-неволей должны отсюда убираться, то кто нам мешает встретиться с Землёй, побывав сначала на орбите Марса? А пока мы туда слетаем, Земля успеет нас нагнать. Вот смотрите!
Игорь Никитич положил на стол небольшой чертёж. На нём был изображён зодиакальный круг, разбитый на градусы, с началом отсчёта в точке весеннего равноденствия.
В центре круга было нарисовано Солнце, окружённое орбитами ближних планет. Орбиты были нанесены с тщательным соблюдением масштаба и положения их главных осей. На орбитах было показано положение планет в основные моменты перелёта. Для обозначений была использована старинная символика. Меркурий был обозначен знаком +o<. Венера — +O, Земля — o+ и Марс — o->. Так как масштаб не позволял разместить на чертеже орбиты остальные планеты, то на стыке Рыб и Овна был показан знак Юпитера — 4, а на стыке Козерога и Водолея — знак h , указывающий направление на Сатурн. Так как период обращения этих планет вокруг Солнца равен приблизительно двенадцати и двадцати девяти земным годам, то положение их среди звёзд в течение перелёта не могло намного измениться.
Путь «Урана» был обозначен жирной спиралеобразной линией.
— Двадцать пятого марта тысяча девятьсот... года мы покинули Землю. Летя по полуэллипсу, восемнадцатого августа того же самого года мы прибыли на Венеру. — Игорь Никитич показал на чертеже траекторию корабля. На Венере мы пробудем, вероятнее всего, до девятнадцатого сентября. К этому времени она окажется в точке орбиты, на которой стоит эта дата. Земля из положения, в котором она была двадцать пятого марта, переместится в положение, отмеченное девятнадцатым сентября. Видите, как далеко мы её опередили?
Нам нужно вылететь отсюда по такой кривой, которая позволит Земле нас догнать. Эту кривую рассчитала Мария Ивановна.
Маша молча наклонила голову.
— Вот эта орбита, смотрите! — показал Игорь Никитич остриём карандаша на продолжение жирной черты. — Двигаясь по ней, мы к маю будущего, тысяча девятьсот... года долетим почти до орбиты Марса. К нашему счастью, его там не окажется, а то бы он своим притяжением спутал нам все расчёты. Он будет находиться на шестьдесят с лишним градусов позади. На таком расстоянии его влияние ничтожно. Затем мы начнём сближаться с Землёй и пересечём её орбиту пятого августа того же тысяча девятьсот... года, как раз в тот момент, когда она подлетит к нужной точке. Придётся, конечно, полетать несколько лишних месяцев, но тут уж ничего не поделаешь!
— Если только это выполнимо, то выход очень неплох! — заметил Николай Михайлович.
— А вы проверьте! — съязвила Маша.
— Подлетая к Земле, — продолжал Белов, — мы разовьём такую скорость, что земной шар нас не сможет удержать. Но направление нашего полёта он резко изменит. Мы обогнём его по параболе и устремимся прочь, теряя скорость под действием притяжения. Когда скорость уменьшится, мы включим двигатель и чуточку подправим траекторию полёта, чтобы она из параболической стала эллиптической. Тогда «Уран» станет спутником Земли.
Я вам как-то уже говорил, что скорость любого малого космического тела тем меньше, чем дальше точка орбиты, в которой оно находится в данный момент от притягивающей его центральной массы. Поэтому для нас очень выгодно вращаться вокруг Земли по вытянутой орбите. Когда мы будем медленно лететь по самой удалённой от Земли части нашей траектории, мы запустим двигатель и уничтожим нашу и без того незначительную скорость.
— Что же будет дальше? — не вытерпел Синицын.
— А дальше мы на мгновение повиснем над Землёй и начнём падать на неё. Чтобы не удариться в её середину, а скользнуть сбоку, задев лишь атмосферу, мы оставим какую-то ничтожную орбитальную скорость, Так как мы будем падать только под воздействием земного притяжения, наша скорость будет не очень велика, и, промчавшись мимо Земли, мы не сможем безвозвратно улететь. Очень скоро земное притяжение повернёт нас обратно, и мы снова врежемся в атмосферу, но ещё медленнее, чем в первый раз. Остальное в руках Ивана Тимофеевича. Уж это его дело посадить нас в целости на Землю.
— Ну, знаете, Игорь Никитич! Вы просто... Я не нахожу слов! — воскликнул Николай Михайлович.
— А тут и находить нечего. Это общеизвестно! — снова оборвала его Маша.
Игорь Никитич строго взглянул на неё, затем, обратившись ко всем, заключил:
— А теперь, товарищи, за дело! Первым Долгом надо вытащить «Уран» на поверхность. Руками нам не откопать его и за месяц. Я предлагаю отрыть только крылья, а затем вытащить его с помощью лебёдок. Иван Тимофеевич, командуйте!
Все, кроме больных, надели скафандры и отправились работать.
