вразумления робототехники и автоматики.
Профессор перевёл дух.
– Очень оптимистично, – тихо сказал один из членов комиссии другому, комментируя утверждения профессора.
– Я вам сейчас продемонстрирую возможности этого аппарата, – Горихвостовский щёлкнул единственным тумблером на корпусе куба.
Железный куб ожил. На это указал фоновый шум из его динамика.
– Самое главное, что он самообучающийся эмоциям. Теперь нет необходимости их программировать заранее для каждого типового случая. Встроенный в него оригинальный, специально разработанный контур, сам вычленяет из входного потока данных эмоции, оценивает их, запоминает и принимает решения на их применения в качестве ответных реакций в зависимости от обстоятельств. Прямо как мы с вами в детстве, – пояснял Горихвостовский, – Вы сейчас увидите его возможности.
Профессор прервался и прокашлявшись обратился к кубу:
– Доброе утро, Кубик. Как дела?
Из динамика послышался треск рвущейся бумаги и раздались слова:
– А-а-а. Какого надо?
Горихвостовский победно посмотрел на комиссию. Ответ вполне смахивал на человеческий. Хотя и было произнесено это без интонации. Как будто Кубик спал и был разбужен среди ночи.
– Кубик, пришла комиссия и хочет посмотреть на тебя, – снова обратился к кубу профессор.
– А-а-а. Бабки гоните!
– Где он у вас таких эмоций нахватался? – спросил председатель комиссии.
– В связи с низкими пока порогами чувствительности Кубика, мы для его обучения использовали фильмы. В фильмах изображены эмоции достаточно сильные, простые и чистые от помех.
– А ты чего хотел? – вставил своё слово Кубик.
– Разрешите, для чистоты эксперимента, я пообщаюсь с … Кубиком, – спросил председатель комиссии.
Председатель наклонился к кубу и издав пару нечленораздельных звуков, пока подбирал слова для обращения к роботу, спросил у Кубика:
– Кубик, как ты себя чувствуешь?
– А ты, что за хрен? – Кубик отличил голос председателя комиссии от голоса Горихвостовского.
Удивлённо посмотрев на профессора, председатель продолжил:
– Я председатель комиссии которая пришла к тебе.
– Зачем? – спросил Кубик.
Председатель снова посмотрел на победно сиявшего Горихвостовского, а потом снова обратился к кубу:
– Скажи, Кубик, а что ты чувствуешь по отношению к людям?
Из динамика раздалась пулемётная очередь:
– А-а-а! Получите! Сдохните! Сдохните! Сдохните! Сдохните!
Бабахнула граната.
Председатель распрямился:
– Учился на боевиках?
– Мы старались охватить весь спектр эмоций, – ответил Горихвостовский.
– Сдохните! Сдохните! Сдохните! – Кубик продолжал поливать из пулемёта.
– Кубик, стоп, – приказал профессор Горихвостовский, но Кубик продолжал палить из всех стволов и орать.
– Кубик, стоп! – повторил Горихвостовский, а потом стукнул по кубу кулаком со всего размаху. Это не помогло. Тогда профессор щёлкнул тумблером выключая робота, но тот продолжал отстреливаться. Профессор грубо выдернул кабель питания из куба и только тогда тот затих.
– Опытный образец, – пожал плечами Горихвостовский, – Бывает.
Закончив здесь он повёл комиссию в другие лаборатории и отделы Центра. Везде он сам давал объяснения по выполняемым работам, что было и не удивительно, ведь он практически монополизировал возможности Центра по реализации под свои идеи и замыслы, которые несмотря на всю свою необычность и, подчас, бредовость, были на проверку практикой достаточно эффективными и правильными. Правда от посторонних, да и большей части тех, кто работал с ним было скрыто то, что весь этот поток идей был лишь маленьким ручейком по сравнению с тем бурным потоком, который отправлялся из головы профессора прямо в мусорную корзину. Горихвостовский реализовывал лишь те проекты, которые хоть и казались фантастичными, но всегда на самом деле были реалистичными. Он понимал свои возможности и возможности эпохи в которой жил.
– Вот, например, последний перспективный проект, – докладывал комиссии Горихвостовский, – Он, как вам известно, заинтересовал Управление вооружений. Прототип перспективного боевого кибермеханизма. Возможны модели, как полностью автоматы, так и управляемые человеком оператором.
В ангаре, в который привёл комиссию Горихвостовский, стоял сочный запах дерева и столярного клея. У работавшего здесь персонала в руках были напильники, рубанки, а его белые халаты были покрыты толстым слоем опилок. все они трудились вокруг заключённого в леса большого и деревянного боевого робота.
– Прототип у нас сейчас управляется водителем, и используется для отработки узлов и агрегатов.
Поднявшись на второй этаж лесов, окружавших прототип деревянного боевого робота, который строился под его руководством, профессор продолжил свои пояснения.
– На цилиндрическом торсе, выполненном из дерева, крепится либо плоский броневой колпак или башня с вооружением. Водитель находится внутри. Ниже отсек аппаратуры. Спереди прикрыт броневой плитой, которую можно снять для получения доступа внутрь. Две ноги из дельта– или гамма– древесины…
– Позвольте, но ведь это нонсенс! – перебил Горихвостовского член комиссии, – Где это видано, чтобы робот был деревянным! Какой от него толк? Это пустая, трата средств на … на …
Возмутившийся захлебнулся, не найдя подходящих слов. Горихвостовский ткнул в его сторону напильник, как будто собирался его поразить еретика магическим огненным шаром, и сверкнув очками, ответил:
– Вы ещё большее дерево, чем то из которого сделана эта машина. Эта машина – будущее наших вооружённых сил! Она не требует высокой квалификации рабочих. Технология её производства проста до примитивности. В ней не используются дефицитные и дорогие материалы и детали. Массовое производство таких роботов, может быть развёрнуто на любом деревообрабатывающем предприятии и из любого дерева. Такие машины можно делать на уроках труда в школах. Это позволит в угрожаемый период без серьёзных затрат создать массовую армию. Буквально за одну ночь. Вечером был лес, а с утра на его месте будет столько же боевых машин, сколько было в нём деревьев. Массовость и дешевизна в производстве, при не меньших возможностях, чем у стальных роботов. Настоящее чудо-оружие! Деревянная табуретка!
Председатель, до этого промолчавший и просто слушавший, оценил это преимущество такого аппарата, но добавил:
– Это дерево. Значит они не будут тонуть в воде. Отпадает сложность форсирования водных преград. А не сгниют ваши буратины?
– Если применять для изготовления буратин, как вы сказали, лиственницу, то их возможно будет использовать в морских операциях, так как они не требуют специальной обработки древесины. Лиственница, как вам известно, не гниёт в воде. И это так же позволяет удешевить их производство, что положительно скажется на их массовости.
– Но нам придётся их обрабатывать для огнеупорности, – мстительно съязвил член комиссии, обвинённый профессором в деревянности.
– Что поделаешь? – философски ответил Горихвостовский и воздел горе очи, – Любую броню можно прожечь. Любую машину сжечь.
Тема была естественным образом исчерпана.
Горихвостовский и комиссия двинулись по цехам и коридорам Центра в здание Управления. По пути Горихвостовский рассказывал о работе, заводя комиссию в то в одну лабораторию, то в другую.
– Вот спец-костюм, который позволяет носящему его менять свою внешность, видимую оболочку. Это
