Скоро. Теперь уже скоро.
Сегодня.
Неужели это наконец свершится? Я боюсь поверить в чудо, боюсь спугнуть безумную, невозможную надежду, единственное, чем жил все эти годы.
Годы?
Века!
Неужели сегодня придет конец гниению плоти и духа, медленному и мучительному угасанию под аккомпанемент бессмысленного бормотания выживающих из ума старцев – таких же, как я, мумий, живых трупов, запертых в этом склепе... Все мы здесь постепенно лишаемся рассудка, память глохнет в слизи дней, захлебывается гноем безвременья; и я – не исключение. Кем я был? С кем я был?! Иногда мне кажется, что я помню. Я вижу сны, цветные сны, вижу в них себя – а, может быть, вовсе не себя? Ложь? Правда? Я не уверен. Я уже ни в чем не уверен. Я – дряхлый старик, я – обрубок прошлого, я – калека, умирающий, изъязвленный проклятой коростой... но всего ужаснее то, что умирать я могу еще долго, очень долго.
За истекшую вечность можно забыть разницу между жизнью и смертью; но разница между собой былым и нынешним – горе мне, ибо не в силах угаснуть без мук!
Тюремщики заботятся обо мне. Они трогают меня холодными пальцами (воистину, подобная трогательность – я еще могу каламбурить?! – отдает мертвечиной), они искренне хотят, чтобы несчастное существо в гробу из рукотворного хрусталя протянуло дольше, много дольше срока, отмеренного матерью- Нюрингой; полагаю, со временем (время... здесь это понятие теряет всякий смысл!) – со временем они даже подлатают меня, сделают протезы, продлив агонию еще на век-другой...
Нет! Теперь – нет! Потому что сегодня я наконец уйду, уйду из опостылевшего склепа, и из всего этого мира, который перестал быть МОИМ миром, где не осталось иного места для таких, как я, кроме тюрем и богаделен, мало отличающихся друг от друга – я уйду, и Врата распахнутся предо мной, открывая сияющий Путь!..
Небесные Молоты, примите мою душу!
Я хочу, чтобы это случилось на рассвете. Я хочу еще раз увидеть Солнце. Я не видел его давно... очень давно.
Да, я – выживший из ума старик, да, я хочу умереть, о, как я хочу умереть! – но я еще не дошел до последней грани отчаяния, как некоторые из нас, пытавшиеся свести счеты с жизнью прямо здесь.
Одному это даже удалось.
Тюремщики повесили труп на прежнее место, и, кажется, остались довольны.
Но я не хочу – так.
Я ждал своего часа минута за минутой, день за днем, год за годом; я дождался!
Сегодня – мой день, вернее – моя ночь, и на рассвете... Да, обязательно на рассвете!
Но сначала – выбраться отсюда.
Мне помогут Братья. С ними все давно оговорено, в последнее время они бывали здесь часто, они чудом остались на свободе, они маленькие, незаметные, им легче, и они помнят меня, помнят!.. Меня – того, каким я был раньше. Мы почти не говорили с ними о прошлом, это больно для всех нас, но я знаю – они помнят, даже если я сам все забыл. Когда они появились здесь впервые...
Молчу. Я хитрый, я стал хитрым... молчу. Я не скажу больше ни слова, я буду лежать, улыбаться и чувствовать: они здесь, рядом, они уже идут – Братья, и Та, что слушается их. Теперь они знают, как усыпить дракона, сторожащего меня по ночам, и как отпереть замок на моем тесном склепе. Сейчас они затаились рядом – и ждут...
Пора!
Я не вижу их, но ощущаю легкое сотрясение пола, слышу мягкие скользящие шаги. Мимо. Конечно, сначала – сторожевой дракон. Он должен уснуть, иначе поднимется тревога, как было когда-то. Я многое забыл, но ЭТО я помню!
Драконья душа пока еще бодрствует, тихо и монотонно жужжит вокруг, обтекая мой склеп, и пока она здесь – не вырваться, не уйти...
Да, я действительно одряхлел, иначе... теплые руки Придатка, свист воздуха, и – одним взмахом разнести вдребезги опостылевший ящик, с боем прорваться наружу и уйти – не для смерти – уйти, чтобы жить дальше! Глупец! Калека! Те времена сгнили в вонючей коросте, как твое больное тело, и некому развалить надвое тесную тюрьму, яростно взреветь, прорываясь сквозь заслон опешивших врагов... Не осталось сил, чтобы жить дальше – их едва хватает, чтобы умереть. Умереть, как подобает.
Падающая Скала разлетится в пыль на рассвете.
Тихий щелчок, и жужжание вокруг меня разом смолкает. Снова шаги, скрежет ключа в замке...
– Все в порядке, Братья? Вас не видели?
– Не беспокойся, старина. Ты не передумал? – это Старший.
Он знал мой ответ заранее, но все равно спросил.
Спасибо.
– Нет.
Надрывно скрипит крышка хрустального гроба, и надо мной нависает тень Той, что слушается Братьев.
Я возношусь.
Странное, забытое ощущение; тюремщики – не в счет.
