Когда мы возвратились в шатер, взгляд шамана прошел уже знакомый мне путь: с Единорога на мою правую руку, с руки на мое лицо...
И снова на руку.
– В первый раз мы ушли далеко, – выдохнул Куш-тэнгри. – Я никогда не заглядывал так далеко... тому аду было десять дюжин лет и еще немного. Но сейчас... Когда это было, Асмохат-та?
– Восемь столетий, – ответил Я-Единорог. – С того дня прошло восемь столетий, Куш-тэнгри, рожденный седым.
– И это был... это был ты, Асмохат-та? Да?
– Нет, это были другие воплощения Желтого бога Мо, – изрек язвительный Обломок, услышав вопрос шамана в изложении Единорога.
И я не нашел ничего лучшего, как повторить сказанное Обломком.
Шаман долго молчал.
– Может быть, может быть, – наконец произнес он со странной дрожью в голосе. – Теперь я готов поверить в это... Но не верю. Ты не сердишься?
– Нет.
– Тогда... тогда не позволишь ли ты мне все же взглянуть на ТВОЕ прошлое? На прошлое твоего нынешнего воплощения?
– Позволю.
И я в третий раз протянул ему Единорога – нет, это Единорог сам потянулся к Неправильному Шаману.
...На этот раз я ему показал. Я раскрылся, и мы ушли в Кабир, Кабир Бесед и турниров, ярких одежд и оружейных залов; мы любовались подставками для Блистающих и слушали песни бродячих чангиров, мы дышали жаром кузниц и творили Церемонию Посвящения, мы меряли мою жизнь вдоль и поперек, жизнь до сверкающего полумесяца Но-дачи, жизнь, до краев наполненную звоном Блистающих, готовых скорее умереть, чем пролить кровь; мы были там, дома...
Я не мог больше оставаться там, зная, что я – здесь.
И вернулся в шатер.
– Я знаю, кто ты, – медленно и сурово произнес Неправильный Шаман. – Ты не Асмохат-та. Ты больше, чем Асмохат-та. Ты жил в раю, и сумел добровольно уйти из него. Я буду звать тебя этим именем, а истина пусть останется между нами.
– Сегодня мы смотрели прошлое, – сказал Куш-тэнгри.
– Завтра мы будем смотреть будущее, – сказал он.
– Да? – спросил он.
– Да, – ответили мы втроем.
...Еще один день завершился – один из бесчисленной вереницы дней, бывших до нас, при нас; будущих после нас.
Лагерь засыпал. Костры еще горели, о чем-то беседовали несколько человек, сидевших у одного из этих костров, но большинство наших (я подумал «наших», улыбнулся, вспомнил о «ненаших», способных вскоре объявиться поблизости, и перестал улыбаться) уже удалились в шатры – отдыхать. Налетел порыв стылого, пронизывающего ветра, я зябко поежился и взглянул на небо. Оттуда на меня безучастно смотрели холодные колючие звезды.
Блистающие небес.
Что-то теплое и мягкое опустилось мне на плечи, и я поначалу даже не понял, что это такое и откуда оно взялось. А потом обнаружил у себя на плечах меховую доху, повернулся и увидел Чин, облаченную в точно такое же одеяние; видимо, Чин уже некоторое время стояла у меня за спиной.
– Чин... – довольно глупо выговорил я и притянул ее к себе, пытаясь... ах, да ничего такого особенно мудрого не пытаясь, кроме как обнять мою маленькую грозную Чин.
И звезды в небе немного смягчились и потеплели.
Она предприняла слабую попытку высвободиться – слишком слабую, чтобы поверить в ее искренность – поэтому я обнял ее еще крепче и зашептал на ухо всякую ласковую бессмыслицу.
Деликатный Обломок сообщил, что я придавил ему рукоять, и я попросил его заткнуться.
Единорога с Волчьей Метлой я почему-то совершенно не стеснялся, тем более что эти двое были заняты друг другом не меньше нас.
– Да ну тебя, – Чин попробовала сделать вид, что сердится на меня, но это ей не очень-то удалось, да и трудно сердиться на того, с кем в данный момент целуешься; и мы в четыре ноги двинулись к шатру.
К шатру, который я мгновенно переименовал из «моего» в «наш».
– И зачем я за тобой, бродягой, потащилась, – ворчала Чин в паузах между поцелуями, – из Кабира в Мэйлань (пауза), из Мэйланя в Кулхан (пауза), из Кулхана в Шулму эту про(пауза)клятую... И что я в тебе, жеребце необъезженном, нашла?!
– А что в жеребцах находят? – не удержался я. – Вот это самое и нашла...
Чин собралась было возмутиться, но передумала и махнула рукой – той, в которой на отлете держала Волчью Метлу.
– Может быть, именно это и нашла, – неожиданно согласилась она, имея в виду что-то свое.
