День Благодарения был его любимым праздником. Он настоял на том, чтобы в этом году все собрались у него, хотя Лия и кузина Мег возражали. Всего в нескольких кварталах от его квартиры, рядом с музеем «Метрополитен» был расположен роскошный особняк Лии – здание, стилизованное под дом северянина- федералиста, с веерообразным окном над зеленой входной дверью, бронзовым дверным молотком и вечнозелеными кустами в кадках у подъезда. Мег и ее муж Ларри, ветеринары, жили в Нью-Джерси в отреставрированном деревянном доме, окруженном бескрайними полями и девственными лесами. Но Пол на этот раз не захотел уступать, и все должны были собраться у него.
В своей квартире в доме довоенной постройки он всегда чувствовал себя как в надежном убежище. Уже год он жил в ней один, но несмотря на огромные комнаты, высокие потолки, просторные холлы она не казалась слишком большой или пустой. Его вещи разговаривали с ним, как друзья. Над камином в столовой висел пейзаж Моне, первое ценное приобретение, сделанное им, когда он только приступил к изучению и коллекционированию произведений живописи. На полу лежал розовый персидский ковер из дома деда. В углу на специальной подставке стояла чудесная хрустальная лошадь – подарок кузена из Германии, погибшего в годы войны. Длинный антикварный стол красного дерева был сейчас накрыт на двенадцать персон. Он с удовлетворением отметил, что Кейти, экономка, сервировала стол так, как сделала бы Мариан – тарелки из сервиза «Ройал краун дерби»[2] и бокалы баккара,[3] по три у каждого прибора. В центре стола она поставила тыкву, украшенную дубовыми листьями и колосьями – излюбленный Мариан символ рога изобилия.
Пол вспомнил, что надо пойти на кухню и поблагодарить Кейти. Вообще-то, он вполне мог обойтись без постоянной экономки. Достаточно было бы, чтобы кто-то раз в неделю приходил убирать квартиру, поскольку обедал он чаще всего либо у Ильзы, либо в ресторане или клубе. Часто он оставался у Ильзы на ночь. Он понятия не имел, что думала Кейти, регулярно ходившая в церковь, о его отлучках. Но они тепло относились друг к другу, и она не хотела увольняться. Она прослужила у Вернеров много лет, и эта квартира стала для нее таким же домом, как и для него.
Он зашел на кухню, полюбовался румяной сочной индейкой, клюквенным желе и пирогами, остывающими на столе. Похвалил Кейти, поздоровался с женщиной, которая ей помогала, потом прошел по всей квартире, проверяя, все ли в порядке.
Вернер помнил, что на рояле в гостиной полагается стоять вазе с цветами. Да, Кейти тоже об этом не забыла; она поставила на рояль чайные розы. Холодные солнечные лучи широким потоком падали сквозь угловое окно, придавая серебристый оттенок шелковой, пастельных тонов, обивке мебели и неяркому обюссонскому ковру.[4] Это была приятная комната, уютная и приветливая. Все предметы в ней прекрасно гармонировали друг с другом, создавая впечатление единого ансамбля.
С первого взгляда никто даже не замечал, что каждая вещь в комнате – сокровище сама по себе: высокие часы с инкрустацией из атласного дерева, уотерфордская люстра,[5] акварели Гомера Уинслоу[6] – тропический бриз качает карибские пальмы. Комната обставлялась медленно, в течение многих лет, но доведя ее убранство до совершенства, по крайней мере, по собственному мнению, Пол уже ничего не менял в ней, только вот в прошлом месяце повесил между окнами картину. Сейчас он внимательно посмотрел на эту картину – портрет обнаженной беременной женщины с рыжими волосами, лежащей на фиолетовых подушках в позе абсолютной расслабленности. Он купил эту картину в Мюнхене незадолго до Второй мировой войны, в тот страшный день, когда он впервые увидел, как по городу маршируют нацисты. Это зрелище навсегда запечатлелось в его памяти во всех деталях: шеренги головорезов, выступающие гусиным шагом под приветственные крики толпы, словно лишившейся рассудка.
Пол сохранил в памяти и усталое измученное лицо служителя в галерее, возможно, потому что оно являло собой разительный контраст с лицами, которые он видел несколькими минутами ранее.
«Подражание Густаву Климту,[7] господин Вернер, не та вещь, которую вам с вашим вкусом и знаниями следовало бы добавлять к своей коллекции», – заметил служитель с мягким упреком.
Конечно, Пол сразу определил ценность картины, вернее, отсутствие таковой, но он понимал, чем вызвано его желание приобрести се. Все дело было в изображенной на ней женщине – мягкой, белокожей, рыжеволосой. Мариан сочла картину вульгарной и уж никак не подходящей для гостиной, и он, не желая спорить, повесил ее в своем маленьком кабинете. Но теперь она висела здесь, прекрасно освещенная и, глядя на нее, Пол почувствовал, как замирает у него сердце и теснит в груди. Ничего подобного он не испытывал уже много лет и не думал, что когда-нибудь испытает. В его возрасте это было нелепо.
Ильза права. Не стоило ему ходить на этот обед – ни ради того, чтобы увидеть Айрис, ни по любой другой причине. Определенно не нужно было этого делать.
– Звонят, – донесся из холла голос Ильзы. – Они приехали.
Веселый праздничный гомон наполнил квартиру. Давно в этих стенах не было так оживленно. У Мариан в последние годы не было желания принимать гостей. Пол, оглядывая заставленный угощениями стол, испытывал особую гордость от того, что Ильза выполняла обязанности хозяйки. Сегодняшний день положит конец недомолвкам и тайнам. Сегодня ее, наконец, можно представить всем – никого не удивит, что мужчина, чья жена лежит в коме и может остаться в таком состоянии на долгое время, завел себе любовницу.
Приготовленный Кейти обед был превосходен. Свекла, нарезанная розочками, вызывала желание непременно ее попробовать, индейка, фаршированная устрицами, таяла во рту, у картофельного пудинга был чуточку терпкий привкус апельсиновой цедры, печенье было горячим, кукурузное суфле – воздушным, спаржа, привезенная из какой-то жаркой страны, мясистой и сочной, а вина – выдержанными. К десерту – традиционный тыквенный пирог и бесподобный шоколадно-миндальный рулет Кейти – подали шампанское.
Сейчас наевшиеся до отвала, но не утратившие хорошего настроения гости разбрелись по квартире – кто в гостиную, кто в библиотеку, кто в прихожую, которая больше похожа на комнату. Пол взял у вошедшей Кейти поднос с напитками – ликеры и бренди, несмотря на ее возражения.
– Нет, нет, вы и так трудились весь день, и вам еще предстоит убирать все это. Я сам обнесу гостей.
Ему доставляло удовольствие играть роль хозяина. Уже наступили ранние ноябрьские сумерки, и в комнатах зажгли лампы. На улице внезапно поднялся сильный ветер, от его резких порывов захлопали ставни на окнах, и эти признаки наступающей зимы усилили чувство защищенности и комфорта, которое Пол всегда испытывал в своем доме. Он переходил из комнаты в комнату с серебряным подносом в руках, останавливаясь то и дело, чтобы послушать чей-нибудь разговор, самому обменяться с кем-то парой слов, понаблюдать за тем, что делают гости.
Большинство из его гостей были связаны друг с другом родственными отношениями, и всех их Пол знал
