Его первая жена, погибшая во время войны, была блондинкой с копной вьющихся волос. Как внимательно изучала Айрис ее фотографию. Она могла закрыть глаза и ясно представить каждую мелочь: манжеты на платье с вышивкой ришелье, короткий, вздернутый нос, темные бусы на шее. Янтарь? Аметист?
Она все еще расчесывала волосы, когда вошел Тео. В зеркале над туалетным столиком отразились его обеспокоенные глаза.
– Айрис, я знаю, ты чувствуешь себя несчастной. И ты сердишься. Было бы лучше, если бы ты сказала мне – почему.
– Со мной все в порядке, – ответила она, желая сохранить гордость в своих страданиях.
– Не похоже. Кроме того, некрасиво с твоей стороны вести себя так и не разговаривать со мной.
К горлу подступил комок. Она сглотнула, подавляя желание расплакаться, но ничего не ответила.
– Ты плохо себя чувствуешь? Заболела? – настаивал Тео.
Она сжала губы. Как будто тебе не все равно, мелькнула мысль.
– Айрис, я пытаюсь проявлять терпение. Но должен заметить, ты ведешь себя как ребенок.
Она повернулась на стуле, поняв по выражению его лица, что действительно зашла слишком далеко. Девочкой она ужасно боялась отцовского гнева, которому он, впрочем, редко давал выход. Но внешнее спокойствие Тео пугало ее куда больше.
– Ну ладно, давай поговорим, – сказала она. – Что ты хочешь, чтобы я сказала?
– Расскажи, как ты провела день, что делала?
– Ничего особенного. Встретилась с папой и мамой в клубе, а до этого ездила по разным делам. А как у тебя прошел день?
Ну-ка, посмотрим, что он скажет.
– Утром, как ты знаешь, у меня была операция, потом поехал прямо к себе в офис, перекусил за письменным столом и принимал пациентов.
Прямо в офис. Сказать ему? Или забыть этот инцидент? Что лучше?
Тео стоял, прислонившись к оконной раме, заложив руки за спину, и барабанил пальцами по подоконнику.
Он немного хмурился, словно сосредоточенно о чем-то думал.
– А по каким делам ты ездила?
– Какая разница? Покупала кое-что для мальчиков, если тебе так уж нужно знать. Рубашки, шорты, пижамы.
– В магазине на Паркер-стрит, недалеко от больницы?
– Там и в других местах. А что?
– Ты меня видела. Айрис покачала головой.
– Нет. Не видела.
– Видела. Это-то тебя и беспокоит целый день. Она вспыхнула от стыда. Этот человек мог читать ее мысли.
– Ах, Айрис, – печально сказал он. – Бога ради, то была операционная сестра. Она закончила свою дневную работу, и у нее дома больной ребенок, вот я и предложил подвезти ее и сделал небольшой крюк по пути в офис. Только и всего.
Теперь глаза ее наполнились слезами унижения. Она опустила голову, желая скрыть их, но Тео мягко взял ее за подбородок.
– Посмотри на меня. Зачем ты изводишь себя по пустякам?
– Ты солгал мне! Ты хотел это скрыть. Сказал, что поехал прямо в офис.
– Боже мой, я, что, должен взвешивать каждое свое слово? Да, наверное, должен. Мне надо защищаться от твоих постоянных подозрений.
– По-моему, у меня есть все основания для подозрений, разве не так?
– Ну вот, теперь мы снова вернемся к событиям пятилетней давности. Неужели тебе обязательно помнить все плохое, сколько бы лет ни прошло? Пора повзрослеть, Айрис.
– Почему бы тебе самому не повзрослеть и перестать вести себя как подросток, который заглядывается на каждую юбку? Как ты делал это сегодня.
Вот. Она все-таки сказала это, хотя и поклялась себе, что промолчит, и тем самым снова выставила себя перед ним уязвимой, слабой и глупой.
– Ты воображаешь себе невесть что, вроде того что утром я ехал провести время с женщиной.
– Не воображаю, а вижу, Тео. И ты бы заметил, если бы я стала заигрывать с кем-нибудь из мужчин сегодня.
– С кем, например? С этим типом в клетчатом спортивном пиджаке? Да он, поди, весит фунтов триста.
Это привело Айрис в ярость.
– А, ты считаешь, что больше я никому не могу понравиться? Что на меня может обратить внимание только толстяк в клетчатом пиджаке.
