– Ты должна чувствовать себя на седьмом небе, – заметила Джилл, когда они отъехали. – Ты сделала все это.
– Нет, не я все сделала. Я сделала совсем немного, и я просто счастлива, – отозвалась Дженни.
Джей аплодировал бы такому выступлению. Оно было кратким, выразительным. «Вся моя гордость и все мое сердце были вложены в него».
Они проехали через город и выехали на шоссе. Дженни посмотрела на часы на приборной доске.
– Уже половина десятого, на дороге мало машин. Мы доберемся домой где-то в полночь.
Поля, разделенные черной лентой дороги, казались черно-белыми, где снег растаял, а потом подморозило. Небо было светлым и спокойным.
– Я никогда не думала, что так много свободного пространства на Востоке, – заметила Джилл.
– Но ведь ты была только в Нью-Йорке. Вот эта небольшая дорога ведет в Грин-Марч. – Озеро находится всего в полумиле отсюда. Это одно из чудеснейших мест, которые можно найти, вряд ли такое найдется даже в Нью-Мексико.
– Ну хорошо, покажи мне его.
– Сейчас? Ночью?
– А почему нет? Посмотри, как светло кругом. Да и это всего в полумиле, ты говоришь.
Дженни была тронута готовностью девушки посмотреть Грин-Марч.
– Хорошо. Не беда, если мы вернемся домой всего лишь на пятнадцать минут позже.
Маленький автомобиль притормозил и свернул на боковую дорогу, а потом остановился там, где дорога стала совсем узкой. Маленькая тропинка, проложенная по хрустящему снегу, привела их на вершину холма, возвышавшегося над озером. Оно, так же, как и земля, было похоже на ковер из черных и белых лоскутов. Там, где лед сломался, вода блестела, как черный мрамор. Глубокое спокойствие царило над покрытыми елями холмами и застывшими березами, неподвижными в этой безветренной ночи.
Она впервые пришла сюда днем и стояла при ярком свете, возможно, даже на этом самом месте, его руки обнимали ее, и вся их жизнь лежала перед ними, такая же теплая и золотая, как солнце и воздух.
– Ой, смотри Дженни, сова!
Птица смотрела на них с нижней ветки своими круглыми янтарными глазами; потом, расправив свои огромные крылья, она пролетела вниз над их головами, пересекла озеро и скрылась в тени среди деревьев.
– Как здесь красиво! Теперь я знаю, что ты имела в виду и почему ты боролась за это, – прошептала Джилл.
И Дженни поняла, что и она умела наслаждаться покоем. Ее захватило это место. Сцепив руки перед собой, она стояла и смотрела на спящую дикую природу, в то время как Дженни смотрела только на нее.
Потом они вернулись к машине и поехали дальше в город. Какое-то время они ехали молча, был слышен только гул мотора и шуршание шин по асфальту. Джилл заговорила первой:
– Я рассказала все маме и отцу.
– Все?
– Да, о тебе и о том, почему ты не хотела меня видеть. Мама сказала, что мне не следовало настаивать.
– Просто скажи маме, что все обернулось хорошо.
– Это действительно так?
Если бы все было так просто, так ясно, как граница между черным и белым!
– Да. Действительно!
– Я только хочу кое-что сказать. Твой секрет, ну обо мне, так и останется секретом. Я никогда не скажу об этом.
Комок подкатил к горлу Дженни.
– Я бы не смогла жить с такой ложью. Вставать каждый день, видеть его, знать и скрывать от него то, что не знает он.
– Но так же делают.
– Только не я.
Во второй раз за этот вечер Джилл положила свою руку на руку Дженни; две руки теперь лежали на руле.
«Что я чувствую? – спрашивала себя Дженни. – Прилив любви, благодарность пополам с печалью. – Затем она стала молча уговаривать себя: – О, мы все были слишком заняты собой в эти дни! Прекрати это бесконечное ковыряние в себе! Просто принимай все так, как оно есть. Перестань спрашивать себя о том, что ты чувствуешь или почему. Это все ни к чему не приведет».
И она заметила рассудительно:
– Ты, должно быть, проголодалась, ты же что-то лишь перекусила в спешке. Давай остановимся где- нибудь поесть.
– Я не голодна. Не думаю, что нам придется долго добираться.
