— Два легиона, две алы, — проговорил Кован. — Что они должны были чувствовать?
— Госландцы, гестернцы, эсторийцы, карадукцы.
Ардуций вздрогнул. Джеред это заметил.
— Да, мои Восходящие, — проговорил он. — Люди из вашей страны. Безжалостно убиты при исполнении своего долга. Как крысы в ловушке. Без жалости, без пленных. А им просто хотелось вернуться к родным. Точно так же, как вам.
Слова казначея повисли в воздухе. Они звенели в ушах, так же, как тучи мух, жужжавших над останками гниющих трупов.
— Генерал Джорганеш был вашим другом? — спросила Миррон.
Джеред кивнул.
— Больше двадцати лет. Великий генерал. Но даже великие могут попасть в засаду. Он такого не заслужил. Такого никто не заслуживает.
— А почему они не сдались в плен?
— Нельзя сдаться в плен дождю горящих камней, тысяче собак и врагу, который жаждет тебя уничтожить, — ответил Харбан.
Ардуция затошнило. Он попытался представить себе этот ужас и кошмар. Шум и панику. Мальчик снова посмотрел на валяющиеся тела и черепа с пустыми глазницами. На волосы, которые еще держались на головах и шевелились на ветру. Масса людей, сломанных и вырванных из жизни. Потерянных и покинутых Богом. Бесконечный исход мертвецов.
— Нам пора идти, — сказал Джеред. — Цардиты, которые это сделали, направляются в Гестерн.
— Они собираются в центре южной Атрески, — добавил Харбан. — Дожидаются цардитов, идущих от Цинтарита.
Джеред нахмурился.
— Собираются? Я не вижу в этом смысла. Почему армия, которая это сделала, не атакует восточную границу Гестерна, а вторая армия не идет в другое место? Чего они ждут? Они должны бы знать, что Гестерну не остановить их на двух фронтах. Им это не по силам теперь, после гибели Джорганеша.
— Мы считаем, что они нападут на западном побережье, — сказал Изенга. — Но у нас нет подтверждений. Наши разведчики и наблюдатели не заходили в Атреску так далеко.
— Но какая-то сеть разведчиков у вас есть, — предположила Менас.
— Наши горы высоки, а увеличительные трубы сильные. — Харбан пожал плечами. — И нам надо знать, что переходит наши границы.
Джеред покачал головой.
— Не вижу смысла, — повторил он и, повернувшись к Изенге, добавил: — Я должен сам увидеть.
— По пути тебе представится эта возможность, — кивнул Изенга.
Карку забросили на плечи дорожные мешки и тронулись в путь. Ардуций с содроганием повернулся спиной к теснине, но тошнота все не проходила.
— И как ты теперь себя чувствуешь, юный солдатик? — спросил Гориан у Кована. — Могу поспорить, что тебе уже не хочется вступать в легион!
У Ардуция оборвалось сердце, но Кован не стал огрызаться. Вместо этого он посмотрел на Гориана с выражением, которое граничило с жалостью.
— Именно таких мыслей я ожидал бы от труса, — ответил Кован. — Моя решимость сражаться за Конкорд и защищать тех, кого я люблю, только увеличилась.
— Хорошо сказано, юный Васселис, — одобрил Джеред.
Они поднялись по склону долины и снова углубились в недра горы.
Джеред задал приличную скорость. Он понимал, что находится слишком далеко от тех мест, где может принести пользу.
Что-то он упустил, и это не давало ему покоя. Казначей не мог сказать, откуда у него такая уверенность, но полагал, что взгляд на южные равнины Атрески принесет ему озарение. Или новый страх. Война обгоняла его, и Джеред надеялся, что не совершил катастрофической ошибки, поверив в Восходящих. Да обнимет его Бог, но еще в начале этого года он полагался бы только на то, что пехота и конница способны отогнать цардитские войска и покарать Юрана. Им владело какое-то безумие.
И в то же время в Восходящих что-то было. В их растущей готовности следовать за ним и молчаливой уверенности в своих, еще, по сути, не испытанных возможностях. Это давало Джереду надежду. Они могли вызывать дождь и огонь и заставлять деревья расти. Необыкновенно, чудесно! Но, несмотря на все надежды, казначей постоянно испытывал тревогу. Потому что одно дело — заставить распуститься цветок, и совсем другое — преградить путь целой армии.
Харбан и Изенга опять повели их выше. На тропах внутри горы воздух стал холодным, а сами туннели — прямыми и ухабистыми. Им пришлось подняться по каменным лестницам и пересечь две глубокие пропасти внутри гор по узким мостам из камня и дерева.
Это были отдаленные края владений карку, и жестокий холод там, где закончилась тропа, послужил пугающим напоминанием о приближении дуса. Путь занял три дня. В эти дни Восходящие наконец перестали жаловаться на переходы и стертые ноги. Кован Васселис замкнулся в себе после того, как полностью осознал ужас увиденного и судьбу легионов, вступить в которые он готовился. Он большую часть времени шел отдельно от Восходящих. Кован почти ни с кем не разговаривал, даже с Миррон, не говоря уже об остальных.
Джеред на какое-то время оставил его в покое. Но когда путешественникам снова пришлось плотно завернуться в меха перед тем, как туннель вывел их к ледяному серому отверстию, он решил поинтересоваться настроением юноши.
— Восходящие могут убедить себя в том, что армия Джорганеша даже не настоящая. От них это слишком далеко, так что они способны игнорировать страдания отдельных людей. Но ты… для тебя это не так, верно?
Кован ответил не сразу. Ему было семнадцать лет — достаточно юный, чтобы никогда не слышать о разгроме армий Конкорда, не говоря уж о том, чтобы увидеть это своими глазами.
— Это меня ужасно злит. Они не понимают — и уже снова улыбаются. Все, что случилось… Кессиан и канцлер. Как они могут вообще это игнорировать? Это реальность, а им нет до этого дела!
— Это трудный урок, Кован, — отозвался Джеред. — Им есть до этого дело, но они чувствуют потребность спрятаться, отстраниться. Вспомни, их вырвали из привычной жизни, а многие из них гораздо младше тебя. Они все еще дети, несмотря на все, чему научились. Ты — мужчина. И воин. Не позволяй себе расстраиваться из-за их реакции. Скажи мне, что ты чувствуешь.
Кован оглянулся. Восходящие болтали между собой. Джеред научился не слышать исходившего от них постоянного шума, который разносился по туннелю, словно шорох и царапание крыс.
— Мне страшно, и я этого стыжусь, — признался он. — Гориан был прав. Мне действительно стало страшно вступать в легион.
Джеред остановился и махнул рукой, пропуская Менас и Восходящих вперед. Взяв Кована за плечи, он заставил юношу встретиться с ним взглядом.
— Бояться не стыдно. Не сомневаюсь, что твой отец говорил тебе об этом. Страх делает нас бдительными, помогает выжить. И тебе следует бояться вступления в легион и службы. Это трудно и опасно. Мужчины и женщины гибнут в боях. Смерть на поле боя
