Латунное сердечко или У правды короткие ноги

— Значит, с тех пор Эгон моется добровольно?

— Наверное. Во всяком случае, он больше не воняет. Или, может быть, еще не воняет. А новую одежду он почти сразу же продал и снова ходит в тряпье из мусорных баков.

В дверь постучали: пришел Эгон. Кессель прошел с ним в Гостиную и попросил Эжени принести Эгону пива, а себе чашку кофе.

— Ей-бо, герр Креель, — сообщил Эгон, — я тут ни при чем. Мешки и мешки, бабки дают, разве я стану трепаться — да я никому!.. А тут возникает, понимаешь, этот бобок (получить от Эгона хоть сколько- нибудь развернутое определение понятия «бобок» так и не удалось). Бобок, значит, в зеленой такой шляпке. Я щас точно скажу, где это было: угол Иоганнисталер и Байфусвег. А я вывеску посмотрел, как называется: Иоганнисталер шоссе, да, и переулочек такой, Байфусвег, дом два. И баки там прямо снаружи стоят, машина за ними по вторникам приходит. Тут он и возник, — сказал Эгон и, чувствуя всю важность своего следующего за этим сообщения, откинулся на спинку стула: — Продай да продай. Мешок, говорит, продай, с бумажными ошметками. Полтинник, говорит, дам, то есть пятьдесят бундесмарок. Ну, я ему сделал козью морду, он тут же набавил: дам, говорит, стольник. А стольник, герр Креель, это для меня туча денег, между прочим.

— И вы продали ему мешок?

— Обижаете, герр Креель. Я же присягу давал. Вали отсюда, сказал я ему, вали, пока цел, хрен собачий. Ну, он потом шляпку свою поправил да и отвалил. Но до того я спросил, на кой ему эта требуха? А я, говорит, старьевщик. Могу, говорит, все время у тебя покупать. Хочешь за каждый мешок две сотни? И тут я подумал: это уже ваши дела, герр Креель. Но только подумал! А сказал вот что: этот мешок я не отдам, а за следующим — приходи. Приходи, говорю, тогда и сговоримся. Следующий- то будет в сентябре, раскинул я, когда вы уже будете здесь и сами все решите. А баки у них чистят по вторникам, тут не ошибешься, так что я могу мотануть туда в любой вторник.

— Если мы доложим об этом Центру, — сказал Кесселю Бруно, когда они с ним обсуждали историю с мешком, — они тут же заберут у нас Эгона. И куда мы тогда будем девать мусор?

— Похоже, вы правы, — согласился Кессель.

— Придется проводить операцию на свой риск, — предложил Бруно. — Я пойду за Эгоном в наружное наблюдение.

— Вы? — усмехнулся Кессель, обозревая двухметровую фигуру Бруно с ног до самой головы со светлыми кудряшками.

— Я шляпу надену, — пообещал Бруно.

— Нет, — возразил Кессель, — Не пойдет. Эжени! — позвал он.

Эжени явилась с кофейником и тремя чашками.

— Нет, — махнул рукой Кессель, — не то!

— Шампанское? — догадалась Эжени.

— Тоже нет. Скажите, смогли бы вы до вторника… Нет, даже до вечера понедельника напечатать целый мешок мусора? Я вижу, вы не понимаете. Значит, так: за это время вы должны скупить все газеты, какие только попадутся вам на глаза…

— Все?!

— Ну, по одному экземпляру от каждой. И перепишите из них любые статьи, которые вам понравятся, в возможно большем количестве экземпляров. Все равно какие. Главное — не то. о чем статьи, а чтобы израсходовать как можно больше бумаги. А потом пропустите все это через бумагорезку. Если на мешок будет не хватать, я попросил бы вас поработать в выходные сверхурочно. Но в понедельник вечером мешок должен быть полон.

— А вся остальная работа?

— Подождет. Эта операция важнее.

— Операция «Зеленая шляпа», — сказал Бруно.

— Хорошо, — согласилась Эжени — Можно приступать? У меня есть «Тагесшпигель».

— Приступайте, — разрешил Кессель.

Эжени печатала все подряд. Сначала из «Тагесшпигеля», потом из «Франкфуртер Алльгемайне», из «Цайта». а потом даже из «Николь», «фюр Зи» и «Гольденес Блатт». Бумагорезка работала не переставая. Отпечатав страницу, Эжени звала Бруно; тот брал все четыре экземпляра вместе с копирками и отправлял в бумагорезку.

Однако мешок бумаги — это очень много. В пятницу он был полон едва ли на треть. Бруно додумался подключить к работе Эгона. Эгон приволок из какого-то бака в Штеглице целую охапку компьютерных распечаток на бесконечных бумажных простынях в голубую полоску, сложенных гармошкой (этим баком пользовалось одно страховое агентство). «Отлично, — сказал Эгону Кессель, — тащите еще». Потом они с Бруно засучили рукава и прогнали страховые счета через бумагорезку. «Пускай гэдээровские коллеги порадуются», — пропыхтел Бруно.

Эгон принес еще охапку распечаток. Эжени печатала, не переставая. Под конец они пропустили через бумагорезку несколько газет и рекламных проспектов, пришедших за последнюю неделю. Под самый конец, когда мешок уже был набит почти доверху (Эжени действительно пришлось выйти на работу в выходные. Это были самые лучшие выходные в моей жизни, сказал потом Бруно, правда, не Эжени, а Кесселю), Бруно развел в воде банку столярного клея и вылил эту мутную, липкую жижу прямо в мешок.

— Какая гадость, — сказал Кессель.

— Это чтобы ребята из химэкспертизы тоже не скучали, — пояснил Бруно.

Эгона, конечно, пришлось отчасти посвятить в секреты отделения. Во вторник утром он забрал мешок с проступившим местами клеем, отвез его на угол Иоганнисталер шоссе и переулка Байфусвег, уселся на мусорный бак (вытащив его перед тем на солнышко поставил мешок рядом и стал ждать.

Кессель тоже ждал, стоя с велосипедом в подъезде дома напротив, откуда хорошо видел Эгона через приоткрытую дверь. Бруно, с фотокамерой и объективом-телевиком. сидел в машине на другой стороне улицы, возле водокачки. На нем была клетчатая шляпа. Эжени медленно прогуливалась по улице взад и вперед, внимательно изучая все таблички с именами жильцов, будто разыскивая кого-то. (Их магазин сегодня не работал. Бруно повесил на дверь плакатик: «Закрыто по случаю траура»).

Человек в зеленой шляпе явился, как и обещал, вовремя. Судя по всему, он был либо слишком хитер, либо слишком неосторожен, потому что направился прямо к Эгону, даже не оглядевшись по сторонам, и сразу заговорил с ним. О чем они говорили, Кессель, конечно, не слышал, но задание у Эгона было простое и ясное: поднять цену до трехсот марок за мешок и пообещать клиенту в зеленой шляпе, что через неделю он сможет получить два мешка — здесь же, возле мусорных баков.

Переговоры длились недолго: насколько мог видеть Кессель, человек в зеленой шляпе довольно легко согласился на запрошенную Эгоном цену и, сунув ему три банкноты, прикоснулся пальцами правой руки к переднему краю шляпы, слегка сдвинув ее на затылок (получилось нечто среднее между гражданским и военным приветствием), после чего ухватил мешок подмышку и зашагал прочь.

Кессель выкатил велосипед из подъезда, уселся на него и, громко насвистывая (арию Герцога из оперы «Риголетто» Верди), неторопливо и как можно более естественно поехал вдогонку человеку в зеленой шляпе. Чтобы выглядеть еще естественнее, он чуть не наехал на него, когда тот переходил Иоганнисталер шоссе, зазвонил в звонок и заорал, старательно имитируя берлинский акцент: «Куда ж ты прешь со своим барахлом, ослеп, что ли?»

Человек отскочил в сторону, бормоча извинения.

Там, где Иоганнисталер шоссе переходит в Рудоверштрассе, большую, широкую улицу с оживленным движением, на углу имеется почта, совсем маленькое отделение «Берлин-472». Кессель слез с велосипеда и зашел туда (в субботу, пока его сотрудники печатали и мололи, он съездил на разведку и в том числе заглянул на почту). На почте никого не было, то есть не было посетителей. Это было плохо, потому что оба дежурных тут же отвлеклись от своих занятий — один решал кроссворд, другой жевал бутерброды — и уставились на Кесселя. Но Кессель предусмотрел и такую ситуацию (хотя этому его на курсах БНД не учили). Буркнув что-то себе под нос, он указал на телефонные книги для общего пользования, лежавшие на особом столике. Поднимая глаза от пюпитра, Кессель мог видеть весь перекресток и кусочек Иоганнисталер