— Цел!
— А он?!
— Тоже!.. Почти!
— Пошли отсюда! Пока с нами не случилось это «почти»!
Они подхватили стонущего раненого и, пригибаясь в полроста, побежали. Метров через двести пришлось остановиться, раненый мог не выдержать такого темпа.
— Чертова мать, это же могло случться на моей смене, — сказал Мэк, когда слух частично вернулся.
— Могло, но эти диверсы ждали. С трех до пяти самое подходящее время, организм тянет поспать.
— Думаешь, им перерезали глотки, потом только рванули склады?
— Думаю, так.
Мэк похолодел. Если бы его смена была следующей, то...
— К чему тогда было стрелять по нам? Взорвали бы склады и без лишних проблем смотались под шумок.
— Не знаю, может у них что-то пошло не по плану, а может не любят, когда их преследуют.
— Ну да-а, я не самоликвидатор.
Хатан улыбнулся.
— Я тоже.
Появились гравитолеты, плюясь во тьму бешеной энергией тяжелых станковых лучеметов и башенных спаренных скорострельных орудий. Корпуса воздушных машин отсвечивали яростные всполохи охваченных адским огнем складов, поравнявшись с которыми они опустились к земле и начали высадку легионеров. Выгрузили восемьсот человек — целый батальон.
Легионеры растянулись в ломанные цепи и пошли вперед. Высоко в небе вспыхнули десятки огней и, превратившись в огненные стрелы, понеслись во тьму. Мэк сразу определил, что это за огни — это в высшей точке траектории включились двигатели мин. Ирианцев накрыли реактивные минометы.
— Пора! — бросил Хатан.
Они вновь подхватили раненого и теперь уже в полный рост понеслись в расположение. А стрельба за их спинами постепенно усиливалась.
У расположения батальона их встретил ротный — лейтенант Кракс, он отмахнулся от доклада и вызвал санитарный гравитолет, в который через пару минут погрузили раненого легионера, которого теперь ждал лазарет.
— Остальные, сержант? — спросил Кракс.
— Мертвы.
— Ладно. Дуйте в блиндаж, отсыпайтесь. Завтра тяжелый день.
Мэк и Хатан добрели до траншеи и вошли в ближайший блиндаж. Когда-то здесь проходила линия обороны ирианцев, теперь брошенные траншеи, блиндажи и отдельные окопы были восстановлены и заняты их полком.
Все бревенчатые настилы были забиты спящими, десятки глоток издавали дружный храп. Хатан поджег маломощную пьезогорелку и достал из ранца флягу и полбуханки черствого хлеба. Хлеб был разломлен надвое, причем так, чтобы не пропало лишней крошки, а фляга с тайно изъятым из офицерской столовой коньяком, пошла по кругу.
Тепло от коньяка блаженством разливалась по телу, а челюсти с радостным хрустом перемалывали почерствевший хлеб.
Хатан спрятал пустую флягу и угостил друга сигаретой, крепкой и ароматной, тоже из офицерских запасов. Никто не говорил. Слова были не нужны. Докурив, они улеглись прямо на землю и моментально отключились.
Их подняли в полседьмого. Кракс бодро вышагивал перед сонно выползающими и порядком подзабывшими, что такое нормальное утреннее построение легионерами.
— Шевелись! Или вы не слышали команды «подъем»?! — проорал он. — Две минуты, чтобы очухаться, справить нужду и начать производить осмысленные действия. Живее!
При этих словах один из легионеров, которого все называли «Крюк», словно налился желчью и недовольно скривился. Это не ушло от внимания лейтенанта.
— Только ради твоей драгоценной персоны, Крюк, даю четыре минуты. Время пошло.
Легионер не перестал зло гримасничать и уныло, но в припрыжку помчался в отхожее место. Кракс проводил его злорадным взглядом.
— Строиться! — вскоре раздалась его команда.
За несколько секунд невообразимой неразберихи рота умудрилась разбиться по манипулам и предстать перед строгим оком командира. Кракс произвел перекличку. После этой ночи из двухсот человек осталось сто шестьдесят два. Большинство остальных погибли, лишь некоторые попали в лазарет.
— Да, не густо вас с утреца. Хатан, ты хоть подстрелил кого-нибудь?
— Хрен его знает. Темновато было, бил по вспышкам...
— Не понял.
— Не могу знать, лейтенант.
— Не разочаровывай меня, сержант. В твоем манипуле нет половины людей. Не поверю, чтоб ты в отместку не завалил хоть одного диверса.
— Не могу знать, лейтенант.
— Не разочаровывай меня, сержант. В твоем манипуле нет половины людей. Не поверю, чтоб ты в отместку не завалил хоть одного диверса.
— Не могу знать, лейтенант.
— Заладил. А что делал наш бравый легионер Мэк, сержант?
— Выносил раненого.
— Значит, он как всегда правильно сориентировался. Обращаю внимание всей роты на Мэка, который в атаку идет впереди всех, пригибается ниже всех, бегает быстрее всех, стреляет лучше всех и, захватив с собой какого-нибудь раненого придурка, первее всех сматывается с поля боя. Ставлю вам его в пример. Делайте как он, и может быть доживете до конца этой гребанной войны.
Кракс остановил взгляд на стоящем с тупым выражением в первом ряду Крюке.
— Легионер Крюк, выйти из строя.
— Есть.
Он вышел, заметно нервничая.
— Перед вами, — брезгливо проговорил Кракс, — непонятный и редкий случай идиотии, господа черные легионеры. Как известно, сей субъект недавно вернулся из лазарета после отравления тухлятиной. До него с нашей ротой подобного еще не случалось. Крюк, ты опозорил роту и меня. Мне плевать, сколько придурков, как ты в других ротах. Ты один хуже из всех, засранец. Три дня из лазарета и опять сожрал какую-то дрянь. С такими тенденциями ты превратишься в пожирателя падали, Крюк.
Многие легионеры засмеялись. Ротный поднял руку, призывая к тишине.
— Хатан, он твой?
— Так точно, лейтенант.
— Лично будешь наблюдать за ним.
— Есть! — Хатан недобро улыбнулся.
— Встать в строй, Крюк... Рота, р-разойдись! Готовиться к кормежке.
Вскоре прикатила полевая кухня и отъевшийся на харчах легионер принялся раздавать сваренную вчера и теперь остывшую скудную порцию каши. Ее вкус был омерзителен, она была даже не посолена. Кто-то из легионеров съездил повару в челюсть. Когда тот упал, получился какой-то шмякающий звук, что вызвало злые усмешки окружающих. Видя, что его хотят запинать, повар выхватил гранату и, пыхтя, дико закрутился волчком по земле, испуганно таращась на озверелые лица.
Вмешался ротный. Его рычащий голос мигом остудил запал легионеров.
После завтрака рота в составе батальона выдвинулась на место ночного боя. Заставляли что-то искать, но офицеры не говорили что. Может, они и не знали, что хотели найти.