А их постель все мчалась и мчалась куда-то по узким швейцарским дорогам, качаясь на поворотах, подпрыгивая на неровностях, иногда притормаживая, а иногда разгоняясь.
Как ни были сладки любовные объятия, но к сумеркам молодым людям захотелось пить, а потом и есть. Середин заглянул в коробки — и обнаружил там залежи консервов. Кукурузу, рыбу, горошек, сосиски, маслины и еще какие-то вовсе экзотические продукты, обозначенные красивыми разноцветными иероглифами. Там же лежал и консервный нож. Безопасный, с колесиком. Еще между коробками нашлось одеяло. Одно. И ни единой подушки.
Спутники перекусили, попытались рассмотреть происходящее снаружи. В контейнере сверху и снизу имелось по череде продолговатых отверстий для вентиляции. Но до верхних было не дотянуться, а через нижние был виден только мелькающий асфальт и изредка — край обочины.
— Сколько мы уже едем? Часов шесть? — прикинула девушка. — Если в Чехию, то Австрию уже проскочили. Если через Финляндию — до парома только завтра днем доберемся. Чего-то холодает. Сейчас бы в «Мерседес», да печечку включить. Давай, что ли, спать ложиться? Так и время быстрее пробежит.
Через несколько часов их разбудил страшный рев, похожий па крик раненого лося. Молодые люди одновременно приподнялись. Рев стих, но вместо него вокруг контейнера продолжали метаться другие странные звуки. Надсадный гул лебедок, поскрипывание перемещающихся механизмов, звуки звонкие и глухие, металлические и деревянные. Гудки самых разных тональностей.
— Да ведь это порт! — первым сообразил Олег. — Что мы тут делаем?
Внезапно их передвижной дом наклонился, подтолкнул своих пассажиров снизу, закачался из стороны в сторону. Роксалана завизжала и они вместе скатились к одной из стенок. Контейнер тряхнуло, стукнуло, и он замер.
— Поздравляю, принцесса, — прошептал ведун. — Кажется, мы заселились в каюту третьего класса.
— Значит, морем, — вздохнула девушка. — Это или через Одессу или вовсе через Новороссийск. Скорее, последнее. Так вообще дней пять получается. С другой стороны — никаких границ, сразу дома окажемся. Ладно, пускай. С тобой я согласна прожить целую вечность. Да хоть и неделю! Все равно.
Контейнер опять вздрогнул от удара. Похоже, их припечатали сверху чем-то еще.
— Ну, все, — откинулась на матрац Роксалана. — Теперь до Новороссийска даже в дырочку не посмотреть. Тоже мне, морской круиз. Не могли где-нибудь в Италии или Словении выпустить? Дальше мы бы и сами добрались. А спецназовцы узкоглазые небось уже смылись все давно. Сами не знают, в какую дыру нас запихали. Все, все папе расскажу. Ни душа, ни света. Про остальное я уж и не говорю. Господи, и так еще целых пять дней!
Дней оказалось двенадцать. Только на рассвете двенадцатого дня они услышали долгожданные шумы большого порта. Где-то около полудня их контейнер качнулся, совершил короткий перелет и вскоре мелко затрясся, выбираясь из порта на плечах какого-то тягача.
— Господи, как все это обрыдло, — устало стукнулась головой о стену кудряшка. — И какого черта я ввязалась во всю эту историю? И чего мне не каталось на лыжах по светлому снежному склону? Чего не сиделось в номере люкс, с баром и кабельными каналами? Если нас не выпустят в ближайшие два часа, я повешусь.
Но Роксалана не повесилась — несмотря на то, что просидела в железном ящике еще целых двое суток.
Повелитель Шамбалы
Когда после остановки тягача загрохотали рычаги открывающихся дверей, Середин с Роксаланой просто не поверили ушам. А потом по глазам ударил такой ослепительный свет, что им обоим пришлось крепко зажмуриться и позволить кому-то взять себя под локти и аккуратно вывести из железной тюрьмы.
— Сумка! Мою сумку заберите! — предупредил Олег.
— Мы где? Это Новороссийск? — услышал он рядом голос девушки. — Почему так долго? Где папа?
— Сюда, пожалуйста, сюда. Осторожно, ступенька. Теперь сюда.
Падающий на веки свет ослаб. Олег приоткрыл глаза, стрельнул ими по сторонам…
— Электрическая сила! Какой сейчас год?
— Две тысячи пятьсот сорок шестой от пришествия Учителя.
— Очень содержательно…
— А что такое? — Роксалана зачем-то пригнула голову и тоже открыла глаза, восхищенно охнула: — Где мы? Это музей, да?
Они находились в зале размером с афинский храм Афины Паллады и сильно на него похожий: множество беломраморных стройных колонн, стоящих почти вплотную друг к другу, сверху — каменные балки. Поверх балок возвышалась деревянная арка, крытая чем-то разноцветным и полупрозрачным. Между колоннами, заменяя стены, колыхались тяжелые войлочные полотнища с яркими рисунками в виде драконов, свастик, мужчин — пухлых, как сытые младенцы и таких же розовых, — тощих аскетов в позе лотоса, неведомых птиц и зверей с горящими гривами. Пол состоял из плотно подогнанных пластин из кусочков зеленого и розового мрамора, малахита, яшмы, искрящегося полированного гранита. Все вместе они складывались в некую надпись — но иероглифов ведун не понимал. В самом конце зала на выстеленной коврами семиступенчатой пирамиде восседал Гаутама Просветленный — весь из золота, с красной, торчащей вверх косичкой и обращенной вперед правой ладонью, большой и указательный палец на которой были сложены в кольцо.
— Где моя сумка? — Ведун закрутил головой и отобрал у узкоглазого монаха в розовом тряпочном уттарасанге[8] свой баул. Дернул молнию, заглянул. Сабля лежала сверху, и он облегченно перевел дух: с оружием под рукой можно соваться хоть к тигру в пасть. Тут же спохватился, огляделся снова: их окружали пятеро щуплых и невысоких, узкоглазых служителей Будды в характерных, легко узнаваемых одеяниях. На вид — лет по шестнадцать, не больше. Как и освободившим пленников «спецназовцам». Середина кольнуло сильное сомнение относительно того, что храм построен где-то в районе Новороссийска. И вообще — в России. Разве только где-нибудь в калмыцких степях.
— Проходите, — чуть поклонился один из монахов. — Мы приготовили для вас умывание и обед.
— А где папа? — Кудряшка, похоже, продолжала пребывать в иллюзиях.
— Разве вы не желаете совершить омовение и отдохнуть с дороги? — повторил свое предложение монах.
— Может, он сейчас слишком занят? — предположил Олег. — Действительно, пойдем, отмоемся после приключений.
Монахи радостно проводили их за один из пологов — там находилась полностью отделанная яшмой комната с большими жаровнями, горящими по углам. От стенок к середине спускались ступени, уходящие под воду. Поверхность бассейна примерно пять на пять метров была полностью покрыта лепестками розы.
— Надеюсь, она хотя бы теплая. — Олег опустил сумку возле одной из жаровен, разделся и спустился вниз. — И правда теплая, Роксалана! Забирайся. Эй вы, красавцы, ступайте отсюда. Не видите, девушка стесняется?
— Тряпочка для мытья, — сообщил один из монахов, опуская на ступени
