— Здравствуйте, мистер ван Дорн.
— Здравствуйте, Андров.
— Рад, что вы узнали мой голос.
— У меня не так уж много знакомых, которые говорят с русским акцентом. Зачем вы звоните мне так поздно, Андров? Разве вы не знаете, что звонить людям в такое время неприлично?
— Я же вам ничего не говорю по поводу того, как грохочет ваша музыка в это же позднее время, — несколько повысив голос, сказал Андров. — Но вот по поводу ваших ракет молчать не буду. Они разрываются слишком близко к нашему зданию.
— Что значит «близко»? — спросил ван Дорн.
Андров заговорил обиженно:
— Мистер ван Дорн, как дипломат, я пытался сделать все, что в моих силах, в интересах поддержания добрососедских отношений…
— Нет, вы не все пытались сделать, Андров. Например, ваши люди никогда не возвращают на мой теннисный корт залетевшие к вам мячи.
— Неужели это имеет такое значение? — вздохнул Андров.
Ван Дорн мысленно ухмыльнулся. По тону Андрова он понял, что русским пока ничего не известно ни о группе Пемброука, ни о группе, в которую входили Абрамс и Кэтрин. Он возмущенно проговорил:
— Это праздник нашего народа, мистер Андров. А правилами дипломатического протокола иностранным представителям предписывается оказывать уважение национальным праздникам страны пребывания, сэр.
— Да-да… Но эта музыка… Я хотел бы убедительно попросить вас…
— Сегодня я не принимаю никаких просьб, — отрезал ван Дорн. — Я проигрываю то, что записано на кассете. Я не диск-жокей, мистер Андров.
— Да дело не в том, какая это музыка, а в том, что она звучит слишком громко, мистер ван Дорн. Либо сделайте потише, либо я позвоню в полицию.
— Я думаю, ваш протест необоснован.
— Ничего подобного. Несколько сотрудников, оставшихся сегодня в нашем здании, жалуются на грохот. Даже наши собаки нервничают.
— Купите тогда более спокойных.
Андров пропустил это замечание мимо ушей.
— Во сколько вы собираетесь прекратить свой фейерверк и выключить музыку, мистер ван Дорн?
— В полночь. Ровно в двенадцать. Я обещаю вам, что после полуночи вас беспокоить не будут.
— Спасибо, мистер ван Дорн. Всего хорошего.
— И вам всего хорошего, мистер Андров. — Ван Дорн повесил трубку и оглядел присутствующих. — Мистер Андров нервничает. Конечно. Ведь ему предстоит провести эту ночь на ногах.
— Ты опять был груб с ним, — с укоризной сказала Китти.
— У тебя несколько иные понятия о правилах приличия, — ответил ван Дорн.
— И все же я разделяю точку зрения мистера Черчилля. Если даже ты собираешься стрелять в какого-то человека, ничто не мешает тебе быть с ним вежливым.
Ван Дорн улыбнулся жене:
— Ты совершенно права.
— Мне нужно идти, Джордж, — подчеркнуто сухо объявила Китти, — но, до того, как я уйду, я должна сказать тебе, что впредь я не потерплю в моем доме мистера Пемброука и Джоан Гренвил. — Она помолчала. — Исключение я сделаю только в том случае, если их ранят в ходе операции. Спокойной ночи, Джордж. Спокойной ночи, джентльмены.
Китти ван Дорн повернулась и вышла из кабинета. На несколько минут в комнате повисла тишина. Наконец полковник Остерман сказал:
— Без радиосвязи мы пропадем.
— Их всех уже могли схватить или убить, а мы ничего не знаем, — добавил Бейкер.
— Следующий звонок с телефона Андрова должен быть от наших людей, — задумчиво проговорил ван Дорн. — Если до полуночи звонок не раздастся, задействуем миномет. После этого Андров вряд ли бросится ко мне с просьбами прекратить шум.
61
Виктор Андров сидел за рабочим столом в своем кабинете. В бывшей часовне царил полумрак, горела только настольная лампа. Свет от нее отражался в красивом окне с витражами.
Андров в который раз рассматривал изображенный на витраже религиозный сюжет: жители Содома врываются в дом Лота, чтобы похитить двух ангелов, но ангелы посылают на содомитян лучи Божественного света, и те обращаются в бегство.
Андров задумчиво произнес:
— Существует теория, что ангелы — это пришельцы с другой планеты. Говорят, будто бы они разрушили Содом и Гоморру при помощи ядерного взрыва.
Генри Кимберли откинулся в глубоком кожаном кресле.
— Неизвестно еще, что будут говорить о сегодняшней ночи через четыре тысячи лет.
Андров подался к нему через стол.
— События сегодняшней ночи будут интерпретированы так, как нужно партии. События, описанные в Библии, по существу, являются плодом воображения священников и раввинов.
— Через четыре тысячи лет, Виктор, не будет ни партии, ни священников, ни раввинов, — сказал Кимберли. Он закурил. — Хотя я не исключаю, что партия будет писать мировую историю еще не менее тысячи лет.
Андров пожал плечами. Он встал и распахнул окно. В комнату ворвался северный ветер и растрепал лежавшие на столе бумаги. Издали, от дома ван Дорна, доносились звуки патриотических мелодий. Андрову пришлось повысить голос:
— Я отдал строгое распоряжение: любой, кто откроет окно или дверь после одиннадцати тридцати сегодняшнего вечера, заплатит за это жизнью. — Андров помолчал несколько секунд. — ЭМИ — странное явление. Он может проникнуть в помещение через замочные скважины и щели. Даже небольшого объема ударного импульса достаточно для того, чтобы нанести значительный ущерб. Но это здание проверялось сотни раз. Оно почти герметично. Как подводная лодка. Если его спустить на воду, оно, наверное, поплывет. — Андров рассмеялся.
Кимберли хранил молчание.
Андров бросил взгляд на север, в мрачное небо.
— «Молния» сейчас несется сквозь холодные просторы космоса в нашем направлении.
— Молния?
— Это название спутника, который выведет ядерное взрывное устройство в заданную точку. Об этом мне сообщил курьер.
Кимберли понимающе кивнул.
— Во сколько?
Продолжая всматриваться в небо, Андров ответил:
— Космический аппарат выйдет в перигей где-то над Небраской через несколько минут после полуночи.
Кимберли проводил взглядом поднимавшийся к потолку дым от сигареты.
— Что еще сказал курьер?
— Председатель Совета министров передает всем нам, и вам в особенности, свои наилучшие пожелания. Он также сообщает, что с информацией об «Ударе» знакомятся сейчас самые высокопоставленные лица в советском руководстве. До сих пор об операции знали вообще считанные
