Шрёдер посмотрел на пустую лестничную площадку, и Флинн увидел в его глазах именно то выражение, которое хотел увидеть.
Минуту спустя Шрёдер опустил голову. Лицо у него побледнело, а руки нервно теребили галстук.
— Ну-ну, успокойся, пожалуйста, — снова заговорил Флинн. — Ты сможешь спасти жизнь своей дочери, только если станешь сотрудничать с нами. Вот так-то. И еще вот что… если это не поможет, если они все же решатся на штурм, пригрози им обратиться к общественности по радио, телевидению, в газетах. Скажи Клайну, Доулу и всем остальным, что во всеуслышание объявишь, что за долгие годы своих переговоров по освобождению заложников ты, как последняя инстанция в судьбе захваченных людей, твердо уверился в том, что никакие штурмы, никакие дальнейшие переговоры не смогут изменить ситуацию. И еще публично заявишь, что по этой причине впервые за все время своей карьеры вынужден идти на капитуляцию — из человеколюбия и по тактическим соображениям.
Флинн пристально всматривался в лицо Шрёдера и не замечал на нем никаких других эмоций, кроме душевной боли.
— Ты можешь оказать немалое влияние — в моральном и профессиональном плане — на средства массовой информации, полицию, политических деятелей. Используй все свое влияние. Ты должен оказать такое давление и создать такую атмосферу, которые заставят английские и американские правительственные круги пойти на капитуляцию.
Шрёдер ответил едва слышным голосом:
— Время… Мне нужно время… Почему вы не даете мне побольше времени?
— Если бы я сказал обо всем этом раньше, ты бы и за ночь не управился или же растрепал обо всем кому-нибудь. Отпускаю тебе время на все про все — часы и минуты до рассвета. Его, конечно же, не хватит, чтобы предотвратить штурм, но вполне достаточно, чтобы уговорить их открыть ворота тюрем. Поэтому давай приступай сию же минуту!
Шрёдер уткнулся лицом в решетку дверей.
— Флинн… пожалуйста… выслушайте меня.
Но Флинн продолжал говорить:
— Так вот, я знаю точно, что, если тебе удастся добиться всего и мы свободно выйдем отсюда, они подсчитают нас и наше вооружение и очень удивятся, куда же подевались все остальные огнеметы… Ну уж тут ничего не поделаешь. Тебе, разумеется, трудно будет все это объяснить, но это делается ради любви и войны — на войне, как на войне, так говорят французы. Ну да ладно — все это ерунда. Не заходи в своих мыслях слишком далеко и не будь эгоистом.
Шрёдер удрученно качал головой, из его рта вылетали какие-то бессвязные слова. Единственное, что Флинн смог разобрать, было слово «тюрьма».
— Твоя дочь сможет навещать тебя там по уик-эндам, — утешил он и добавил: — Даже я приду к тебе на свидание.
Шрёдер тупо смотрел на него, из горла его вырывались лишь хрип и бульканье. Между тем Флинн продолжал увещевать:
— Извини, пожалуйста, что я поступил так бесчестно. — Он подождал немного, а затем продолжил: — Если мое слово тебе небезразлично, то скажу, что мне было больно прибегать к такому действию. Но все пошло не так уж гладко, и я вижу, что ты хотел бы помочь нам, помочь Терри, если понимаешь те опасности, которые обрушились на ее голову. — Тон Флинна стал жестким и непреклонным. — Ей, разумеется, следовало бы поразборчивее выбирать себе друзей и подружек по работе в банке. Детям так легко запутаться в соблазнах, особенно в соблазнах, имеющих коллективную значимость, таких, как секс, наркотики, грязные политические махинации…
Неожиданно Шрёдер замотал головой:
— Нет, ее нет у вас… Вы блефуете…
— В данный момент она находится в безопасности, — не слушая его, продолжал Флинн. — С ней сейчас Дэн. Так зовут ее дружка, он хороший парень, достаточно заботливый. Он, видимо, ее очередной любовник. Такова уж солдатская участь — кому-то подвертывается легкая и приятная работенка, а кому-то приходится сражаться и умирать. Тут уж ничего не поделаешь — кому какая судьба выпадет. Но, честно говоря, мне не хотелось бы очутиться на месте Дэна, если он получит приказ пустить пулю в затылок Терри. По коленкам или там еще куда стрелять он не будет. Она невинная жертва и умрет легко, даже сообразить ничего не успеет, когда пуля влетит ей в голову. Ну так как? Теперь-то тебе ясно, как нужно поступить?
— Я не стану этого делать, — мрачно ответил Шрёдер.
— Как знаешь. — Флинн повернулся и начал подниматься по ступенькам, на полпути обернулся и добавил: — Когда первый луч солнца коснется звонницы колокольни, мои люди, находящиеся в городе, подадут по телефону сигнал Дэну, и… и тогда боюсь, это будет последняя минута в жизни Терри Шрёдер. — Он продолжил подниматься по ступенькам.
— Подождите! — крикнул Шрёдер. — Послушайте, может, мы как-нибудь договоримся? Подождите! Не уходите!
Флинн медленно повернулся и произнес:
— Боюсь, капитан, что этот вопрос не подлежит обсуждению. Неловко как-то, когда на переговоры выносятся личные дела, не так ли? Тебе когда-нибудь приходило в голову, что на переговорах о заложниках затрагиваются вопросы не о людях вообще, а о конкретных мужчинах или женщинах? Ну ладно, хватит об этом. Я не собираюсь подвергать ревизии твои прошлые успехи. Ты всегда вел переговоры с уголовниками, а они, как видно, заслуживали того презрительного обращения от тебя, с каким ты относился к ним. Но ты и я заслуживаем лучшего обращения. Теперь наши судьбы тесно сплелись, наши цели едины — что, разве не так? Так или не так? Говори же, капитан! Быстро!
Шрёдер согласно кивнул головой.
Флинн снова спустился по лестнице.
— Ну что ж — здравое решение.
Он подошел вплотную к дверям и протянул Шрёдеру руку. Тот взглянул на нее и мотнул головой:
— Никогда!
Флинн убрал руку:
— Ладно… в таком случае…
— Я могу идти? — спросил Шрёдер.
— Да. Хотя нет. Есть еще одно дельце. Вполне можно допустить, что тебе не поверят, когда ты начнешь рассусоливать насчет огнеметов, угрожать выступить с заявлениями перед общественностью, ну и все такое прочее… Так что давай-ка лучше прикинем план на случай такого провала.
Шрёдер всем своим видом показывал, что он с пониманием относится к возможности такого поворота событий. Флинн же говорил твердо, сугубо деловым тоном:
— Если Беллини все же решится на штурм, несмотря на все твои предостережения и уговоры, тогда я предоставлю тебе еще одну возможность спасти жизнь Терри.
— Не надо.
— Нет, надо. Боюсь, что тебе придется еще раз спуститься сюда и сказать: когда, где, сколько их и так далее…
— Нет и нет. Никогда я не допущу, чтобы при моем содействии убивали сотрудников полиции…
— Дурак, их же убьют в любом случае. А кроме того, погибнут фении, заложники и Терри. Так что если ты хочешь спасти хотя бы жизнь своей дочери, то сообщи мне их оперативные планы.
— Они ведь все равно ничего мне не скажут…
— Твое дело — все выяснить. Легче всего решить проблему — запугать Беллини и вынудить его отказаться от штурма. Для этого у тебя есть множество способов. Как жаль, что у меня их не так уж много.
Шрёдер смахнул капельки пота с бровей. Дышал он нервно, а голос его дрожал от волнения.
— Флинн, — лепетал он, — пожалуйста… я буду землю носом рыть, но заставлю их сдаться… Клянусь Господом Богом, что сделаю это… а если они все же не послушаются… — Он даже вытянулся в струнку от напряжения. — Но я не предам их. Никогда. Даже если это означает, что Терри…
