пока я на проводе. Мне не нравится твой голос, Шрёдер. Слишком сладко ты поешь. Какого черта ты взялся за такую работу? Твой голос неприятен, он полон лжи.
— Сэр… мистер Хики… Как вы хотите, чтобы я называл вас?
— Зови меня «сукин сын», Шрёдер, потому что я таковой и есть. Давай начинай, тебе же от этого легче станет.
Шрёдер откашлялся и произнес:
— Хорошо… вы теперь будете сукиным сыном.
— Неужели? Ну ладно, лучше уж буду сукиным сыном, чем бестолковым ослом вроде тебя. — Хики опять рассмеялся и повесил трубку.
Шрёдер тоже положил трубку, перевел дыхание и выключил динамики.
— Так-так… Дайте подумать… — Его взгляд упал на досье Хики. — Очень неуравновешенный человек. Может, у него уже старческий маразм. — Он посмотрел на Бурка. — Вам не следует идти, если вы…
— Нет, следует. Я должен идти, черт побери! Где эта проклятая жратва? — Бурк нетерпеливо вскочил со своего места.
— Мне не понравились его разглагольствования по поводу грандиозного взрыва, — заметил Лэнгли.
— Буду весьма удивлен, если они еще не заложили взрывчатку. Это в их вкусе, — уверенно заявил майор Мартин.
Бурк направился к дверям, выругавшись на ходу:
— Ирландцам по вкусу всякое дерьмо! — Он обернулся и посмотрел на Мартина. — Конечно, майор, дерьмо их изысканностью не блещет. Самое обыкновенное вонючее дерьмо. И если у них столько взрывчатки и бомб, сколько в них дерьма, то они могут запросто взорвать всю нашу Солнечную систему. — Бурк уже открыл дверь, но обернулся вновь. — Сорок пять порций. Ни фига себе! Не хотел бы я слопать те порции, которые останутся у них после того, как все нажрутся.
Беллини выкрикнул вслед удалявшемуся Бурку:
— Ты, видимо, прав! Молю Бога, чтобы так и оказалось! — И, повернувшись к присутствующим в комнате, добавил: — Не надо рубить с плеча и ставить ему палки в колеса.
Шрёдер мельком взглянул на смертельно бледного епископа Доунса, затем повернулся к Беллини и раздраженно заметил:
— Кончай спорить без толку, Джо, черт тебя побери! Никто не собирается ставить ему палки в колеса.
Майор Мартин внимательно разглядывал безделушки на каминной полке и, казалось, не обращал внимания на происходящее вокруг. Тихо, будто разговаривая сам с собой, хотя его услышали все, он произнес:
— Мм-да. Интересно все же.
Глава 29
Флинн стоял с Морин на лестничной площадке перед входом в склеп. В связке ключей он нашел нужный и открыл зеленую стеклянную дверь. Внутри были ступеньки, ведущие в гробницы, выложенные белоснежным мрамором. Брайен повернулся к Пэду Фитцджеральду:
— Где-то здесь может быть потайной ход. Я быстренько проверю.
Фитцджеральд, покачивая автомат в руке, двинулся вниз по ступенькам, а Флинн закрыл дверь и посмотрел на бронзовые плиты. На самой верхней и большой были выбиты слова: «Да упокойтесь в мире». Под ней располагались плиты поменьше с именами бывших архиепископов Нью-Йорка, которые были захоронены в этом склепе. Он повернулся к Морин:
— А помнишь, как мы испугались, когда спускались в склеп Уайтхорнского аббатства?
Морин кивнула и ответила:
— В нашей жизни, Брайен, было слишком много могил, а сколько нам пришлось побегать… Господи, посмотри на себя! Ты выглядишь на десяток лет старше, чем есть на самом деле.
— Я? Выгляжу… Но это не столько от бегства, скорее наоборот — от того, что бегал недостаточно быстро. — Он на мгновение замолчал, а потом добавил: — Меня поймали.
Морин повернулась к нему:
— О… А я и не знала.
— Все произошло втихаря. Майор Мартин. Помнишь это имя?
— Конечно, мы однажды встречались. Сразу после того, как я сбежала в Дублин. Он хотел знать, где ты. Еще он сказал, что Шейлу легко было схватить… а ордер на мой арест они аннулируют… С виду довольно милый малый, но знай, что он вырвал бы тебе ногти, если бы поймал тебя в Белфасте.
Флинн лишь улыбнулся:
— И что ты порассказала этому милому малому?
— Я могла бы послать его к черту, но подумала, что он и в самом деле туда пойдет и найдет там тебя. Поэтому посоветовала ему идти подальше со своими расспросами.
Флинн снова улыбнулся, но его глаза внимательно и оценивающе изучали ее.
Морин словно читала по его лицу, о чем он думает.
— Я хочу, чтобы ты знал: я никогда не была доносчиком. Изменницей — может быть, если тебе так нравится, но стукачкой — никогда.
Брайен кивнул, соглашаясь:
— Я верю тебе. Если бы не верил, то давно убил бы.
— В самом деле?
— Ты причинишь вред другим, если снова попытаешься сбежать отсюда, — сменил тему Флинн.
Морин ничего не ответила на его слова. Брайен Флинн вынул из кармана ключ и протянул его Морин.
— Вот ключ от висячего замка на этой цепи. Я открою его сейчас, и ты можешь уйти.
— Без других не пойду.
— Но бежать ты пыталась без них.
— Это другое дело.
Брайен снова рассмеялся, держа ключ перед ее лицом.
— Как была ты, Морин, уличной драчуньей, так ею и осталась. Ты знаешь, что за все надо платить, а за глоток свободы даже авансом. Большинство людей в этом мире могут уходить от нас через нормальный выход, у них даже не возникает мысли о побеге под пулями, свистящими у виска. Ты же, заметь, поступаешь иначе — у тебя свои ценности и требования, которые разнятся с ценностями и требованиями обычных людей. За те годы, пока ты была с нами, мы навсегда переделали тебя.
Морин вспомнила то время, когда Брайен был для нее всем, когда он мог приказывать, что ей следует делать, истолковывал все ее поступки и действия. Она вспомнила их первую ночь любви и то счастье, которое испытала, когда стала его любовницей. Она взглянула на него:
— Заткнись!
Флинн поколебался, затем положил ключ в карман и снова переменил тему:
— Я говорил с кардиналом. Ты знаешь, он верит в кольцо. Ты не веришь, потому что ты не истинная христианка. Но Его Высокопреосвященство — самый преданный и достойный христианин из всех, кого мы знаем, и именно потому он верит.
Морин посмотрела на дверь склепа.
— Я никогда не говорила, что не верю в подобные вещи. Тогда вечером в Уайтхорнском аббатстве я сказала, что отвергаю это, потому что не понимаю, как какая-нибудь сила — добрая или злая — может толкнуть тебя на смертный грех.
— Какие ужасные слова ты говоришь! — рассмеялся Флинн. — Ты всегда мастерски наносила удары ниже пояса, Морин. И всегда была стервой, хоть у тебя и доброе сердце. — Он придвинулся к ней. — А как
