— Впустить! — крикнул Пророк, которому надоела эта возня у двери. Полог отодвинулся, и в шатер вошел посетитель.
— Здравствуй.
— Ну, проходи, нечистый.
Посетитель удивленно вскинул брови, оглядел себя, понюхал подмышки и обиженно спросил:
— Почему нечистый?
— В метафизическом смысле, — хмыкнул Пророк. — Ну хорошо, проходи, Сатана. Так тебе больше нравится?
— Ты меня с кем-то путаешь, — озабоченно пробормотал посетитель.
— Да? А кто же ты тогда?
— Я демиург.
Пророк расхохотался.
— И как же тебя зовут, в таком случае?
— Шамбамбукли…
— Вот ты и попался! — радостно ухмыльнулся Пророк. — Всем известно, что имя нашего демиурга Чурмбембдактчи. Он мне сам это сказал.
— Я такого не говорил! — возмутился Шамбамбукли.
— Еще бы! Ты, исчадие ада, конечно же, не можешь произнести этого имени. Ну, попробуй?
— И попробую! Чурем… погоди минутку… как ты сказал? Чермендак… Нет, Чурембендак… дук… дакт…
— Ага, не можешь!
— Ерунда какая-то! — помотал головой Шамбамбукли. — Зачем мне повторять всякую чушь? Это же я — демиург!
— Разумеется, именно так ты и должен говорить. Ты же, Сатана, великий искуситель. Но меня не обманешь.
— А я и не обманываю!
— Ну разумеется, — улыбка Пророка стала откровенно глумливой.
Шамбамбукли насупился.
— Я демиург.
— Ой, перестань, — отмахнулся Пророк. — А то я не видел демиурга! Он явился мне во сне, могучий и прекрасный, его голос был подобен колокольному звону, а на голове его был золотой венец…
— Ну и чем я виноват, что тебе снятся такие дурацкие сны?
— Это было пророчество! — нахмурился Пророк.
— Я могу надеть золотой венец, если это для тебя так важно.
— Поздно.
Шамбамбукли вздохнул.
— Ладно. Как бы меня ни звали — может, ты все-таки выслушаешь, что я хочу тебе сказать?
— Нет, — помотал головой Пророк. — Даже и не подумаю. Мне нет дела до твоих лживых речей.
— А зачем же ты велел меня впустить?
— Исключительно для посрамления.
— Хорошо, можешь посрамить, только сперва выслушай.
— Посрамить могу, а слушать не стану.
— Да очнись же ты! — закричал Шамбамбукли. — Неужели ты сам не понимаешь, что жечь детей в печах — безнравственно?!
— Эк тебя проняло! — засмеялся Пророк, глядя на покрасневшее лицо Шамбамбукли. — Что, не нравится, Сатана?
— Да, не нравится! И не говори мне, что это я тебе велел, или кто там твой бог. Ни один бог в здравом уме не мог такого приказать!
— Говори, говори, я тебя не слушаю. Я плюю на тебя, Сатана.
— Да какой я тебе, к черту, Сатана?! Что ты привязался с этим именем?
— Сатана, — спокойно ответил Пророк, — суть искушающее человека злое разрушительное начало. Раз ты задумал меня искушать — значит, ты Сатана.
— Я такого начала не творил, — медленно покачал головой Шамбамбукли. — Конечно, это очень удобно, сваливать свою вину на Сатану… но поверь мне, человека никто не искушает. Он прекрасно справляется сам.
— Ты мне наскучил, — отмахнулся Пророк и крикнул в сторону: — Стража!
В шатер вошел могучий стражник в кожаном доспехе. За ним ужом проскользнул секретарь с пером за ухом.
— Кого?
— Вот его, — Пророк указал на Шамбамбукли.
— Голову рубить или как?
Шамбамбукли судорожно схватился за горло, на котором виднелись уже два свежих шрама.
— Нет, — после секундного раздумья ответил Пророк. — На этот раз, пожалуй, утопление.
Стражник выволок Шамбамбукли из шатра.
— Уже четвертый в этом месяце, — заметил секретарь, делая пометку на папирусе.
— Тот же самый, — отозвался Пророк.
— И всё никак не угомонится! — с ноткой уважения произнес секретарь.
— Ничего, угомоним! — заверил его Пророк. — Наше дело правое. С нами бог.
— Ну что ты все прыгаешь туда-сюда? — недовольно поморщился демиург Мазукта. — Сядь, успокойся.
— Погоди, я еще раз попробую.
Демиург Шамбамбукли зажмурился, сосредоточился — и исчез. Не прошло и тридцати лет, как он снова появился — сконфуженный, с торчащим из груди кинжалом.
— Горе ты мое, — вздохнул Мазукта, выдернул кинжал и залечил рану. — И что тебе неймется? На кол сажали, камнями забрасывали… А вспомни, как тебя скормили пираньям! Я еле сумел потом собрать по кусочкам! Хоть объясни толком, зачем это всё?
— Некогда объяснять, там такое!..
— Чай остынет, — начал Мазукта, но Шамбамбукли уже опять исчез.
Мазукта покачал головой и отпил из своей чашки.
Вскоре появилась голова Шамбамбукли, а затем и весь он, по частям — руки, ноги, туловище. Мазукта со вздохом отставил чашку и подошел к расчлененному другу.
— Четвертовали?
— Ага. Сложи меня обратно?
— Нет, — отрезал Мазукта. — Сперва объясни мне, к чему такая спешка. Зачем тебе обязательно надо рождаться в этом дурацком мире и погибать дурацкой смертью?
— Там ужас и беззаконие, — всхлипнул Шамбамбукли, и по его щеке скатилась слеза, тут же услужливо вытертая Мазуктой. — Горят костры из книг, а на них сжигают живых людей, представляешь?
— Представляю, — кивнул Мазукта. — И что?
— Что значит «и что»?! Надо что-то делать!
— Допустим. И что именно ты делаешь?
— Я говорю людям, что это нехорошо. А они… вот.
— Каким людям ты это говоришь? — уточнил Мазукта.
— Ну всяким… От кого что-нибудь зависит. Первосвященникам, вождям, разным советникам…
— Ну и получаешь что заслужил! — подытожил Мазукта. — Ты не с той стороны взялся за дело.
Мазукта приделал руки и ноги товарища обратно к телу, поднял его голову и поднес к своему лицу.
— Если ты опять скажешь «бедный Шамбамбукли», я укушу тебя за нос! — мрачно пообещал
