разнообразных больших и малых богов, титанов, природных духов и иже с ними. Они, само собой, дрались друг с другом, одних поубивали, другие сами подевались куда-то. Люди выступали то за одну, то за другую сторону, строили и разрушали храмы — ну, ты представляешь.
— Представляю.
— В конце концов боги почти перебили друг друга. Трупы поверженных врагов они проглотили, а затем отрыгнули в небо и получились созвездия…
— Мазукта!
— А чего? Я что, виноват, что так получилось? Меня там вообще не было! Короче, последние оставшиеся из богов отошли от дел и удалились на облака от греха подальше.
— Это всё?
— Нет. Люди в их отсутствие напридумывали себе уйму разных дурацких верований, и здорово передрались между собой. Но в конце концов восторжествовала одна догма, у которой нашлись самые сильные защитники. Сейчас там почти все верят, что у мира изначально, еще до Хаоса, был один- единственный творец.
— Ну вот и хорошо, — кивнул демиург Шамбамбукли и расслабился. — Я очень рад, что твоя история наконец закончилась, и можно спокойно попить какао. Люди вернулись к истокам и уверовали в тебя. Поздравляю.
— Да было бы с чем… — невесело усмехнулся демиург Мазукта. — Как, по-твоему, они называют своего творца?
— Ха! Ты посмотри, какое я письмо получил!
Демиург Мазукта протянул демиургу Шамбамбукли распечатанный конверт.
— Какой-то придурок спрашивает, в чем смысл жизни!
— А что тут смешного? — удивился Шамбамбукли.
— Ну как же! Ты вслушайся, вопрос-то какой: в чем смысл жизни? Нет, каково?
— А в чем он, смысл-то?
Мазукта поперхнулся.
— Повтори, что ты сказал?
— Я говорю, а в чем он, этот смысл?
Мазукта разочарованно вздохнул.
— Мда… Ты бы еще спросил, с какой скоростью течет время. Или сколько весит масса.
— Не понимаю…
— А тут и понимать нечего! Смысл есть производная от жизни. Только для неё существуют такие понятия, как «польза» или «вред». А соответственно, и «смысл». Потому что смысл равняется сумме пользы и вреда, деленной на жизнь. Ясно теперь?
— Хм… Угу. Конечно. Да. Ты прав. Очень смешная шутка.
Демиург Мазукта расстелил на столе игровое поле, расставил фигурки и взял в руки кубик.
— Ну, начинаем?
— Начинаем! — охотно согласился демиург Шамбамбукли. — Бросай.
Мазукта бросил кубик и довольно хмыкнул.
— Ага! Я играю белыми, а ты черными.
— Ну вот, — расстроился Шамбамбукли. — Я тоже хочу белыми.
— Да ты что? — рассмеялся Мазукта. — Добро должно быть с кулаками. Во! — он сжал пальцы. — А у тебя разве кулаки? Нет уж, жребий есть жребий, играй за Мировое Зло.
— Ну ладно, — согласился Шамбамбукли. — Значит, мои фигуры — эти? Воры, убийцы, насильники и прочие?
— Да. А мои — священники, судьи, учителя, врачи и исполнительная власть. Начали!
Демиурги одновременно склонились над столом и принялись деловито передвигать фигурки.
— Стоп! — сказал через некоторое время Мазукта. — Ты как играешь?
— А что?
— Вон тот твой ублюдок — что он делает со старушкой?
— Переводит через дорогу.
— Ты с ума сошел? Он же насильник! Отрицательный тип.
— А отрицательным типам нельзя переводить старушек через дорогу?
— Нельзя!
— Почему?
Мазукта задумался.
— Нельзя — и всё. Это доброе дело. А ты играешь за Зло.
— Минутку, — Шамбамбукли поднял руку. — Если мои фигуры станут совершать только плохие дела — их же никто любить не будет?
— Разумеется! Их должны бояться, а не любить.
— Нет, — Шамбамбукли решительно помотал головой, — я так не согласен. Если с ними никто не захочет водиться, то все же переметнутся на сторону белых, и я тогда проиграл.
— Почему у меня Мировое Зло никогда не проигрывает? — парировал Мазукта.
— Не знаю. А что я делаю не так?
— Ты всё делаешь не так! Шпионы у тебя предотвращают войну, бандиты грабят богатых и раздают деньги бедным, насильники… ну, эти вообще действуют только по любви и по взаимному согласию! Я, конечно, понимаю, что цель оправдывает средства — но не любые же средства!
— Ну давай поменяемся, — предложил Шамбамбукли, — раз ты так всё хорошо знаешь, возьми себе черных, а я продолжу за белых.
— Ладно уж, продолжай… Давай я тебе растолкую, что уже успел сделать. Смотри, вот это — Инквизиция, она предотвращает уклонение фигур в сторону Зла. Это — святое воинство, которому поручено обращать черных в белую веру. Это — образовательная система, которая уничтожает в зародыше любые крамольные идеи, чтобы даже мысли такой, переметнуться, не было. Это — лагеря, куда изолируются неисправимые элементы. Всех ведь не сожжешь, правда? Ну ладно, ты пока занимайся белыми, а я буду исправлять то, что ты уже натворил.
— Да… — сглотнул Шамбамбукли. — Тут, безусловно, нужно многое исправлять…
Демиург сидел за своим рабочим столом и читал письма. За время его недолгого отсутствия писем скопилось много. Были они в основном от детей, конечно. Детские письма всегда доходят до демиурга. В отличие от взрослых, которые доходят лишь изредка.
«Дорогой демиург! Сделай, чтобы завтра было солнышко!»
«Дорогой демиург! Сделай, чтобы завтра был дождик!»
«Дорогой демиург! Пускай моей сестре ничего не дарят на день рожденья! Она противная.»
«Дорогой демиург! Пускай мне подарят на день рожденья другого брата.»
«Дорогой демиург! Сделай так, чтоб не было войны.»
«Дорогой демиург! Сделай так, чтобы мы победили!»
«Дорогой демиург! Пускай папа вернется живой, ладно?»
«Дорогой демиург! Пускай папа вернется…»
«Дорогой демиург! Пусть бабушка выздоровеет!»
«Господи… Как я устала. Когда же я наконец умру?» — да, взрослые письма тоже иногда доходят.
«Дорогой демиург! Сделай так, что папа разведется со своей женой и женится на маме.»
«Дорогой демиург! Сделай так, чтобы мои родители не разводились.»
«Дорогой демиург! Не наказывай папу за то, что он со мной сделал. Папа хороший. Только пусть мне в следующий раз не будет больно.»
«Дорогой демиург! Пусть я скорее вырасту большой и красивой, и буду нравиться мужчинам. Тогда мама возьмет меня с собой на работу.»
«Дорогой демиург! Когда я вырасту, я хочу быть больше и сильнее папы. Я его убью.»
