ферму. Доволен?
— Угу, — кивнул Шамбамбукли. — Теперь ты понимаешь, почему этот человек мне так нравится?
— Да, но всё-таки, почему он не ожесточился? Не стал возмущаться?
— Я же тебе говорил, он так воспитан. У него правильный подход к жизни.
— Да плевать! Какой бы ни был подход, но должен же человек в конце концов возроптать, если ему демиург постоянно устраивает гадости!
— А, это… — Шамбамбукли замялся. — Забыл тебе сказать. Он никак не мог роптать на своего демиурга. Видишь ли, этот человек в меня не верит…
— О великий Мазукта! Молю, отзовись, услышь меня!
— Да слышу, слышу. Чего надо?
— Смилуйся, могучий! Я смиренный раб твой, жалкий червь, прах перед…
— Короче! Можешь опустить эпитеты, я их все знаю. Переходи к делу.
— Молю тебя, творец, о милосердии…
— О чем, о чем?!
— О милосердии. Переполнилась чаша страдания народного, нет у нас больше сил…
— Ты можешь выражаться конкретнее?
— Могу. Нас было девятнадцать душ: отец, мать, шестеро детей, дед с бабкой… и так далее. Из всей семьи выжил я один, остальных вывезли в овраг и закопали заживо.
— Это частный случай.
— Это происходило везде!
— Ну и что?
— Это происходит и сейчас! Мы бежим, а нас настигают. Мы скрываемся, а нас выдают. Мы защищаемся, а нас обвиняют в агрессии… и опять убивают. Реки переполнились нашей кровью, земля уже не принимает наших костей…
— А от меня-то вы чего хотите?
— Милосердия, отче!
— Да зачем оно вам?
— Сил нет больше терпеть! Нас жгут, травят, топят, вешают…
— Это я уже слышал! Ты можешь внятно объяснить, в чем ваша проблема?
— Так ведь убивают же! Невмочь нам уже терпеть, смерть следует за нами повсюду, и спастись невозможно…
— Но ты же как-то выжил? Стало быть, ничего тут невозможного нет. А значит, не всё так страшно.
Человек деликатно постучал в дверь к демиургу Шамбамбукли.
— Простите великодушно, можно войти?
— А, это ты! Ну, заходи, располагайся. Ты по делу или просто так?
— У меня просьба.
— А-а… Ну ладно, выкладывай, что там у тебя.
Человек примостился на краешке стула и вздохнул.
— Я знаю, что при жизни Вы мне благоволили…
— Можно на «ты».
— Спасибо, но мне так привычнее, если не возражаете.
— Не возражаю. Продолжай.
— Да, так о чем я… благоволили. Всячески опекали, избавляли от разных напастей, даровали успех в разных начинаниях… ну и так далее.
— Я же не просто так, — перебил Шамбамбукли. — Ты всё это честно заработал. И вообще, гениям нужен особый уход, а ты, безусловно, гений.
— Спасибо, — серьезно кивнул человек. — Но я вот подумал… Если даже мне, при этом «особом уходе», иногда бывает и плохо, и больно, и одиноко, если даже на меня временами наваливаются проблемы, как-то: болезни, безденежье и непонимание толпы — то каково же остальным людям? Тем, кому Вы не оказываете особых благодеяний?
— Кому легче, кому тяжелее, — уклончиво ответил Шамбамбукли. — А что?
— Я подумал и осмелился попросить. Если будет на то Ваша воля, можно ли сделать так, чтобы счастья в мире стало побольше, а неприятностей — поменьше?
Шамбамбукли помолчал с минуту.
— Послушай, — наконец произнес он. — Вот ты — композитор, верно? На рояле умеешь играть. Как бы ты отнесся к предложению исполнить сложную симфонию на одних белых клавишах, не трогая черных?
— Как ты могла?! — воскликнул демиург Мазукта. — Как ты могла допустить такое, Мари? Что за беспечность, что за безответственность! Ты обо мне подумала?
— Да, — тихо ответила женщина.
— Я же предупреждал! — Мазукта принялся нервно расхаживать от стенки к стенке. — Мы же договаривались! Ты обещала, что этого не случится.
Женщина всхлипнула.
— И вообще, — сказал Мазукта, — еще неизвестно, мой это или не мой…
— Ты, всеведущий, этого не знаешь?
— Знаю, — Мазукта скривился, как от зубной боли. — В общем, так, Мари! Ты должна избавиться от ребенка.
— Нет, — помотала головой женщина.
— Что-о?
— Я сказала, нет.
— Ты что, возражаешь? Мне?!
— Я не стану убивать своего ребенка.
— Но это и мой ребенок тоже!
— Ты от него только что отказался.
Мазукта раздраженно засопел.
— Мари! Ради нашей любви…
— Нет.
— Ну хорошо. Я, твой демиург, тебе приказываю…
— Обойдешься.
— Ну не хочешь делать аборт — не надо. Назовем как-то иначе. Принеси этого ребенка мне в жертву, в месте, которое я тебе укажу, тут недалеко…
— Я сказала, нет! И хватит об этом.
Мазукта сосчитал до десяти, выдохнул и равнодушно пожал плечами.
— Нет так нет. Поступай как знаешь, я ухожу.
— Иди, — тихо ответила женщина и отвернулась.
Мазукта оделся, положил в карман расческу и зубную щетку, огляделся в последний раз…
— Мари, еще не поздно передумать…
— Убирайся! — завизжала женщина. — Я уже сказала, нет! Нет, нет, нет! Уходишь — так уходи! И не смей называть меня Мари, у меня есть нормальное имя! Меня зовут Розмари, Роз-ма-ри, неужели так трудно запомнить?!
— Мазукта, — сказал демиург Шамбамбукли, — я тут хотел у тебя спросить…
— Валяй, спрашивай, — кивнул демиург Мазукта.
— Ведь правда, у людей есть свобода воли?
— Конечно, правда! Наличие свободы воли — основное отличие человека от животного. Это же азы!
