Ну, пидор.
– И ещё какой, – угрюмо сказал Моржов.
– И где же ты себе таких же находишь-то? – наивно недоумевала Алёнушка.
– Пидоров полон город, – честно сказал Моржов.
– Слушай, туда же ведь больно… – размышляла Алёнушка, стряхивая пепел за борт. – Мне один раз туда сделали, я чуть не сдохла. Какое удовольствие-то?
И Моржов как-то сразу, без усилий понял, почему это вдруг в глазах Алёнушки он сделался извращенцем. Тогда, в первый раз, она не хотела ни-че-го, а чтобы набраться сил на отпор, возбуждала в себе ненависть к клиенту – то есть к нему, к Моржову. И для того чтобы возненавидеть клиента, она сама себя убедила, будто клиент хочет сделать с ней самое неприятное. В её памяти так и зафиксировалось: Моржов хотел её сделать так-то и туда-то. А уж затем сознание дорисовало картинку, изобрело объяснение – и Моржов оказался извращенцем. Лишь потому, что перед первой встречей Алёнушка сама же перетрахалась и перепилась.
– Давай сменим тему, – не выдержав, поморщился Моржов.
Алёнушка посмотрела на Моржова с жалостью.
– Понятно, – вздохнула она. – Да ладно, чё ты. Геи тоже люди. Ты вот вообще нормальный.
– Спасибочки, – сказал Моржов.
Он разглядывал Алёнушку и снова поражался мастерству природы: как тонко, точно, нежно прорисованы черты, как гипнотически-сладостны эти движения губ, ресниц, кистей рук, как завершённы и гармоничны жесты, позы, изгибы… Зачем создана эта изысканная красота? Какая тайна зашифрована в этой гибкой пластике, в напряжении этих линий, в сочетании этих объёмов, в переливе этих отсветов?… А главное – для чего?
– Как ты вообще поживаешь? – спросил Моржов.
– Да нормально… А что? – удивилась вопросу Алёнушка.
– Работа нравится?
– Работа как работа, – без всякого вызова ответила Алёнушка и в недоумении пожала плечиками. – Бывают и похуже.
«Работа как работа» – это пиксель, подумал Моржов. Ясная, конкретная, плоская мысль, которая всё объясняет и оправдывает.
– Но бывают работы и получше, – возразил Моржов.
– Какие? – искренне спросила Алёнушка.
– Н-ну… – замялся растерявшийся Моржов.
– Сиськи мну, – отрезала Алёнушка. – Я и так больше всех получаю. Хоть жить могу по-человечески. Вот ты на зарплату свою проживёшь, а? Я ведь в курсе, где ты работаешь. Мне знаешь, кто сказал? Клиент. Его Саша зовут.
– Что за Саша? – удивился Моржов. – Почему он меня знает?
– Он начальник твой.
– Мой начальник?… – ещё больше удивился Моржов.
И вдруг у него забрезжила догадка – уж не Манжетов ли?… Там, в Троельге, на посиделках перед открытием смены Манжетов как-то странно отреагировал на появление Сергача… Ну, теперь понятно…
– Лёнька мне сказал по секрету, что ты в Доме пионеров картины продаёшь, – продолжала Алёнушка. – Вот откуда деньги у тебя. Ты-то с этими картинами вообще здорово устроился. Но другие-то не смогут. Вот к вам туда одна моя знакомая работать пришла, мы с ней в одном доме жили, – Сонька Опёнкина. Ну и сколько она у вас получает, а? У неё и трусов-то нормальных нет. Она даже купаться на пруд не ходит – не в чем. А на дикий пляж стесняется. А у меня и купальник есть, и без купальника я никого уже не стесняюсь. Вот так. Плохо, что ли?
Алёнушка лупила Моржова пикселями, как козырями.
– Так за это под мужиков приходится ложиться…
– А так никто не ложится, да? – засмеялась Алёнушка. – Так мы все монашки, да? Если всё равно ложишься, уж лучше за деньги.
– Кто у тебя первый был? – спросил Моржов; надеясь, что разболтавшаяся Алёнушка с разгона ответит и на этот вопрос.
– Да Лёнька и был, – с разгона ответила Алёнушка. – Он меня сначала напоил, а потом оттрахал. И Соньку, кстати, тоже так же. Но я на него не злюсь. Он же знаешь, какой бабник. Девки на нём так и виснут. Лёнька вообще классный, хоть и паразит, конечно.
Моржов подумал, что Алёнушка не была развратницей, порченой девкой. В ней и портить-то было нечего. Где-то на заре девичества в каком-нибудь ковязинском Багдаде вечный Лёнчик Каликин по неизбежной пьянке трахнул девочку Алёнушку, а девичья любовь оправдала Лёнчика – так, что трахнутыми оказались и мозги Алёнушки тоже. В голове Алёнушки похозяйничало уже пиксельное мышление: снесло на фиг все запреты и все табу, вывернуло все тайны, всё оправдало и всё объяснило. И получился человечек ДП(ПНН). Пустой, как кувшин, в котором изнутри нет никаких перегородок. А уж потом блуд обжёг этот кувшин в своей печке.
– Замуж за Лёньку ты пошла бы? – спросил Моржов.
– Ну щас!… – сразу открестилась Алёнушка. – Ты чо, мне такого блядуна в мужья не надо. Я вообще замуж не хочу ни за кого.
– Как же ты соскочишь со своего дела не через замужество?
– А чего мне с него соскакивать?
– Ну, не вечно же ты будешь молодой и красивой. Когда Сергач тебя выставит – что делать будешь? Лучший вариант – это успеть за какого-нибудь подходящего клиента замуж выскочить.
– Такое только в кино бывает, – пренебрежительно бросила Алёнушка. Она сладко потянулась, выпятив животик, и гордо заявила: – Мне вообще цыганка нагадала, что я молодая умру.
– А если не умрёшь?
– Не умру – вот тогда и буду думать, – начала злиться Алёнушка. – Сейчас-то на фиг? Чего ты до меня докапываешься?
ПМ работало, как часы. Первый признак был налицо: какого хрена Алёнушке думать? Стимула нет. Алёнушка уже набрала для своей картины мира три-четыре пикселя и прекратила этот процесс на удобном пикселе «умру молодой». Собранного – хватит.
Н-да, импрессионистская ситуация «поэт и проститутка» у Моржова никак не складывалась. Поэт из него получился хреновый, потому что разбогатевший. И проститутка тоже не оказалась жертвой беспощадного мира. Жертвой она была бы, если бы не стала проституткой. А так – наоборот: в своём Багдаде она даже поднялась над средой. Она трудится за хорошие деньги в более-менее чистых саунах с относительно приличными клиентами, а не с кем попало на пьянках, лишь бы налили на халяву. И не у чёрных на рынке, и не с дальнобойщиками на трассе. Она не алкоголичка, не наркоманка, не воровка. Она не родила сдуру в десятом классе от призывника, который, став дембелем, уйдёт к другой девке. Она не в огороде с лопатой, не со шваброй в конторе, не за партой в учаге – чтобы потом угробить молодость в подпольном цеху по пошиву контрафакта… У неё всё нормально.
– А парень у тебя есть? – спросил Моржов.
– Конечно. Лёнька. Я же тебе говорила, что он – мой первый. Первый – это святое.
– Ты любишь Каликина? – не веря, переспросил Моржов.
– А что такого? – встопорщилась Алёнушка. Похоже, каждая реакция Моржова приводила её в замешательство.
– Он же тебя по клиентам возит…
– Ну и что? Это работа. Я, между прочим, сама к Сергачу пришла. Захотела – и пришла. Лёньке назло. Он с Сонькой трахался, а я к Сергачу пошла.
– А Лёнька чо? – глупо спросил Моржов.
– Да ничо.
– Он-то тебя любит?
– Конечно любит. Стала бы я связываться с парнем, который меня не любит. Что, мне парней не хватает?
