Дракон

поддерживать угасающие силы старой лекарки даже не прикасаясь к ней. Если бы только Евфания разрешила помочь!

Вновь потянулись тяжёлые, наполненные бесконечной тревогой и работой дни.

Теперь, когда старая лекарка совсем слегла, Эши сполна ощутила, что такое ответственность за жизни других людей.

Она лечила и вылечивала, помня наставления Евфании. Возвращаясь в келью, Эши подробно рассказывала ей обо всём. Старуха внимательно слушала, иногда поправляла, иногда советовала.

И всё же… Казалось, научив Эши всему, что знала сама, лекарка не хотела больше жить, словно то главное, что заставляло биться её сердце, наконец завершено.

Однажды, когда женщины собирались на работу, Евфания поманила Эши к себе. Кассия тревожно оглянулась, но лекарка успокаивающе помахала ей рукой. Келья опустела. Они остались одни.

– Сядь, детка, нам пора поговорить, – ласково сказала старуха.

Борясь со страшным предчувствием, Эши послушно опустилась рядом.

– Я умираю, детка.

– Нет, Евфания, что ты!

Слабая улыбка тронула губы лекарки.

– Я стара и больна, но я не глупа. Мне осталось недолго.

– Я не позволю.

Глаза Евфании светились бесконечной любовью.

– Я знаю, что живу лишь благодаря тебе… Это ты поддерживаешь во мне искру… Но я устала, Эши… Отпусти меня… Ведь я лекарка, и я не боюсь… Я знаю, что там. Я сама много раз помогала людям уйти туда.

– Евфания!

– Ты тоже лекарка. Ты должна знать, что так надо. Но ты слишком молода, чтобы принять это… Не плачь. Поверь мне, я счастлива.

Но Эши плакала, уже не сдерживаясь. Она прижалась щекой к ладоням старухи.

– Ты была мне матерью. Не оставляй меня, я совсем одна…

Евфания медленно обвела взглядом тёмные стены кельи.

– Я говорила тебе, что всегда хотела иметь дочь, а родила трёх сыновей… Славные мальчики, я гордилась ими. Они погибли… Молодые и сильные… Я хочу к ним. Я заждалась встречи с ними. Я прожила слишком долгую жизнь. Мне пора. Отпусти меня, детка.

– Нет, – прошептала Эши.

Слёзы жгли ей веки и капали на морщинистые руки старухи. Внезапно, собрав силы, лекарка прижала её голову к иссохшей груди.

– Я люблю тебя, Эши. Небо никогда не было милостивым ко мне, но под конец Оно послало мне тебя… Я знаю, ты можешь убить мою болезнь, но не мою немощь… Я хочу, чтобы ты стала свободна… Ты должна подумать о себе… Я никогда не говорила об этом раньше. Сейчас скажу. Ты должна бежать. Ты нашла братьев. Бегите.

– Вместе с тобой!

– Нет. – Глаза лекарки затуманились. – Мой круг замкнулся… Не губи себя, родная, беги. Не раздумывая, беги отсюда. Даже смерть лучше той участи, которая ожидает тебя здесь, если кто-то узнает о твоём Даре. Помни, для них ты ведьма, тебя сожгут на костре.

– Я не оставлю тебя. Лекарка слабо улыбнулась.

– Я знаю. Поэтому я хочу оставить тебя. На мгновение она закрыла глаза.

– Теперь уже ничего не изменить… Запомни: добро не всегда выглядит добром, а зло может казаться таким прекрасным… Обещай, что постараешься спасти себя. – Евфания вновь прикрыла веки. – Пока у меня ещё есть время – спрашивай, может быть мои знания смогут тебе помочь.

Высоко запрокинув голову, Эши молча давилась слезами. Огрубевшая от работы рука нежно коснулась её щеки.

– Не плачь, детка. Я счастлива. Скоро я буду свободна, а твой путь только начался, но ты пройдешь его, я знаю… Я научила тебя всему, чему могла. Остальное – поймёшь сама.

Эши наконец проглотила жгучий ком в горле.

– Скажи, ты знаешь, где держат дракона?

Евфания ушла с первыми лучами солнца.

Неизвестно, как удалось Дэлику добиться этого, но тело лекарки вынесли из крепости и похоронили. Так, одной из немногих, Евфании удалось покинуть Та-Сисс…

Со смертью лекарки Эши словно окаменела. Впервые она чувствовала боль и не смогла справиться с ней. Эта боль поселилась в её сердце, и чтобы вырвать её, наверно, потребовалось бы вырвать само сердце.

Женщины плакали, она молчала.

На следующую ночь после похорон Эши выбралась из кельи.

Всё было именно так, как говорила Евфания. Она почти сразу же отыскала заброшенный туннель, который вел вниз, в подземные ярусы крепости. Туннель заканчивался широкими ступенями. Они были вырублены в стене и не имели опоры с другой стороны.

Эши опустилась на колени и нащупала край первой из них, затем с трудом дотянулась до следующей. Ступени оказались неожиданно высокими. Она осторожно шагнула. Затем ещё и ещё. Масляный светильник мог разогнать черноту лишь у самых её ног, дальше всё погружалось во мрак.

Теперь она боялась только одного – оступиться и сорваться вниз. Перебираясь со ступени на ступень, Эши пыталась считать их, но сбилась, насчитав больше сотни.

Лестница кончилась.

Она сделала ещё несколько осторожных шагов. Глаза смутно различали грубую кладку стен и низкого потолка. Эши могла упереться в него ладонями, стоило ей немного приподнять руки над головой.

Узкий коридор вывел её в неожиданно большой полукруглый зал. Его своды, поддерживаемые тремя рядами каменных колонн, терялись в темноте. Зал освещался тусклым рассеянным светом, который в лунные ночи проникал с помощью сложного переплетения крохотных, едва заметных отверстий, пронизавших толщу скалы.

Эши погасила светильник и бережно заткнула узкое горлышко, боясь пролить хоть каплю драгоценного масла. Прижимаясь к стене, она медленно двигалась вперёд, готовая в любую секунду бежать назад, к лестнице.

Неожиданно впереди что-то блеснуло. С каждым новым шагом становилось всё светлее, и Эши на секунду зажмурилась: от яркого света у неё заслезились глаза. Зато теперь она ясно видела, где очутилась.

Дальний конец зала обрамляла неровная каменная арка. По обеим сторонам от неё на высоких треножниках покоились две большие плоские чаши, в которых горел удивительно ровный голубой огонь. Это было не то живое и понятное пламя, к которому она привыкла. От этого веяло холодом.

Эши осторожно приблизилась и заглянула внутрь арки. За голубым маревом скрывался вход в гигантскую пещеру на стенах которой, не мигая, горели факелы, а с потолка причудливыми фигурами свисали каменные наросты. В глубине тускло блестела огромная клетка.

Эши почувствовала, как у неё подкосились ноги: «Неужели так просто?»

Она нашла его.

Глава 5 Дракон

Дракон страдал.

Его разорванные крылья неловко распластались на земле. Израненное тело вздрагивало, а слипшиеся от крови веки почти лишили зрения. Но самым страшным, в тысячу раз страшнее боли физической, было то, что его разум ледяной сетью опутала чужая, не знающая сострадания воля, которая заставляла его убивать.

И всё-таки, что-то пока ещё удерживало его от безоговорочно сладостного повиновения. Воспоминание? А может, мучительная боль в перебитом крыле или страшная рваная рана в боку?