догадался, куда тот клонит, но решил терпеливо слушать шеппаря до конца.
– Пойми, Варг, ты – больше не сын бондэ. Ты – Steinknytnдve – трувор, Великий Воин! Ты – званый гость на пиру однорукого Тора. Сражение – вот его пир, добыча – вот его гостинец. Отвергая дары Победы, ты рискуешь потерять благоволение сыновей Одина.
Хрольф еще долго нанизывал слова на нитку лести, а Волькша стоял и думал о последних словах Лады-волховы о его Доле. Неужели это и есть его стезя? Грабит? Полонить? Насиловать? В этом миг он был так благодарен Ятве, своей возлюбленной матушке, за то, что она попыталась избавить его от этой Доли. Макошь, конечно, не перехитришь, но мудрая женщина сделала все, что смогла…
Волькша оглядел Хохендорф. Был он в разы больше Ладони. Вокруг него шел ров и обшитый бревнами вал. А вот ведь, пал городец под наскоком кучки варягов, никогда не считавшихся храбрецами. И тут сердце Годиновича сжалось страхом. Он представил себе, как варяжские драккары вонзают свои хищные носы в мягкий Ладонинский берег, как под завывание рогов и стук щитов к родному городцу бегут кровожадные свеи, данны или норманны, как мечутся в ужасе его сродники и соседи…
– Варг, Каменный Кулак, пойми: таково повеление Одина – враг должен быть убит, – продолжал тем временем Хрольф: – Если ты забрал у врага его пожитки, но не убил его, ты – вор, а Один никогда не посадит вора за стол с героями, что наслаждаются мясом Сэримнира.[162] Если ты не убил врага в бою, а пленил его, то у него больше нет жизни. Она теперь твоя. Ты можешь прервать ее, когда захочешь. Ты можешь продать ее другому, и тогда он сможет делать с твоим врагом все, что захочет. Если тебе не нужен фольк или ты не желаешь возиться с его продажей, ты можешь оставить его, но он должен всю жизнь платить тебе за право жить. Вот и все. Так что, если мы не хотим прогневить Одина, мы должны или оставить здесь людей и сделать их данниками, или убить их и забрать добычу, или увезти с собой и то и другое. Но Хохендорф уже платит дань Хареку Ленивому, так что у нас всего два пути. Понимаешь, Варг?
Волькша вспомнил страшную былицу, рассказанную когда-то Годиной про варяга Эрика Кровавая Била, того самого, что убил девятнадцать своих братьев. Однажды Эрик попал к одному бондэ. Каким образом это произошло, Волкан запамятовал, но только приглянулось Кровавой Биле кое-какое добро в доме. Ночью Эрик выкрал его и бежал. Но на полдороге опамятовал, вернулся и… убил бондэ. После чего пошел восвояси весьма гордый собой. Раньше Волькша не верил в эту байку, но теперь понимал, что Эрик всего лишь хотел остаться воином, а не вором. Вот он и убил человека, на чье добро позарился.
И опять видение кровожадных варягов осаждающих Ладонь пронеслось у Годиновича перед глазами… Может быть, в том, чтобы уводить шёрёвернов подальше от Волховских берегов, и есть его Судьбе. Вон, Уле, нынешним утром был готов пощекотать за него старуху-смерть. На лицах прочих еще недавно было написано то же обожание. Если только он позовет, они пойдут за Каменным Кулаком до самого края Яви. Пойдут и в Навь, буде он скажет, что ступит в Кощеево царство первым. Так, может, пусть они ярятся как можно дальше от Гардарики! Может статься, что быть Перуновым помазанником как раз и значит уводить беду от родного дома?
– Так что Варг? – нарушил его задумчивость Хрольф.
Манскап терпеливо ждал ответа Стейна Кнутнева. Олькша переминался с ноги на ногу, точно желал помочиться.
– О чем вы тут болтаете? – спросил верзила.
– Потом расскажу, – ответил Волькша, а сам подумал, что лучше бы Ольгерду и вовсе не знать то, что втолковывал ему Хрольф. С такими обычаями Рыжий Лют и вовсе человеческий облик потеряет. Ему же побеждать да пленить, ломать да калечить все равно, что браги медовой напиться. Только ведь рано или поздно, а варяжская «мудрость» и до него дойдет. Что тогда будет?
– Варг? – еще раз позвал шеппарь: – Что скажешь?
– Людей надо отпустить, – спокойно повторил свои давешние слова Волкан: – Но…! – возвысил он голос, дабы не дать варягам раскричаться: – Но не всех.
Шёрёверны нахмурились, но пока хранили молчание.
– Сколько гребцов надо на кнорр?
– Ну, это какой кнорр брать, – ответили ему: – Можно шестнадцать, можно меньше, но тогда он пойдет совсем медленно.
– Сколько надо людей, чтобы гребцов-невольников в узде держать?
– Человек пять.
– А нас сколько?
– Двадцать один.
– А сколькие из вас умеют с кормовым веслом управляться?
Таких оказалось три человека, кроме Хрольфа.
– Выходит нам более трех кнорров без надобности. Так?
– Так ведь можно кнорры с манскапами взять! – возразил Гунес.
– Где? – гнул свое Волькша.
– Где-где – на Бирке.
– На Бирке, говоришь, – переспросил Волкан, прищурившись совсем как Година, когда тот собирался прищучить кого-нибудь за недомыслие: – Пять дней до Бирки плыть. День кнорры собирать. Пять дней назад. А через седмицу сюда явятся драккары даннского конунга. Ты будешь его хольдов воевать?
Гунес потупился. Многие варяги полезли пятернями в глубь своих косм, дабы понавычесывать свежих мыслей.
– Я думал поискать даннских кнорров, – вставил Хрольф: – Может, в Золотом городе[163] найдутся, а, если там не найдем, так в Коге точно сыщутся.
– Тогда даннских шеппарей в долю брать придется. А еще и сверх того платить. За молчание.
Добыча таяла прямо на глазах манскапа. Три кнорра могли взять семь-восемь десятков фольков и кое- какое добро. Гром мог взять еще десяток пленников и сундуки с поживой. Как забрать еще три с лишнем сотни невольников и гору утвари, не говоря уже о домашней скотине?
– Ладно, – склонился перед неизбежным Уле: – Заберем самых здоровых парней и красивых девок, серебро и добро побогаче. Остальных убьем, а городец спалим.
– Нет! – гаркнул Волькша так, что мосластый гёт даже присел от испуга: – Я, Каменный Кулак, это моя добыча! И пока вы хотите, чтобы я был с вами рядом, вы не будете убивать пленников! Вам ясно?
Варяги ошалело уставились на Волкана. Да, они видели Каменного Кулака в бою! Да, они благоговели перед его даром сносить одним ударом любого противника! Но они никак не могли уразуметь, что вот это щуплый, упрямый парнишка – и есть тот чудо-воин, благодаря которому они вчера одержали небывалую победу.
– Кто желает сказать слово против – путь выходит со мной на поединок, – пустил Волькша свою последнюю стрелу. От собственных слов у него похолодело в груди. Если варяги вздумают накинуться на него всем гуртом, то непременно задавят. А заступится ли за него Олькша, Годинович не знал.
Он смотрел гребцам в глаза не мигая, точно волк на свиней. Темный ободок вокруг его зрачка стал почти черным. Кожа на его скулах натянулась от напряжения. Губы пересохли. Виски пылали точно кто-то прижимал к ним головешки.
Один за другим свеи отводили глаза.
– Мы сделаем так, как сказал наш шеппарь, Хрольф, – подытожил Волькша, с трудом переводя дыхание. Каждый закоулочек его тела неистово дрожал.
– Волькша! Братка, – раздался голос Олькши, все это время силившегося понять смысл перебранки: – Я замаялся стоять тут как баран. Объясни мне, наконец, о чем вы тут рядитесь?
Волкан отвел Рыжего Люта в сторонку и не спеша растолковал ему задачку с кноррами. Хвала Велесу, Олькша внял разъяснениям и даже согласился с тем, что негоже убивать пленников.
Когда парни вернулись к драккару там разгорелся новый спор. Оказалось, что никто не хочет оставаться в Хохендорфе сторожить фольков и добычу.
– Хрольф, хитрая лиса, после того, как ты заберешь серебро для покупки кнорром, тебя можно тут и не дождаться. Вдруг как ты забудешь сюда дорогу? – кричали из толпы.
– Вы же мой манскап, моя русь! – бил себя кулаком в грудь шеппарь: – Я же за вас саму Рэну за волосы оттаскаю!
