Лицо Корнея сияло, как начищенный ботинок, выражая глупое блаженное счастье.
– Ты откроешь дверь, и я смогу вернуться туда, – ответил он так, словно наёмник спросил заведомую глупость. – Разве может волк променять лес, охоту и добычу на сытую тюрьму? Тебе не понять, наёмник. Ты подчиняешься хозяину, как пёс. – Хозяин замолчал, поперхнувшись словами. – Вижу, парень, – промолвил он, – что не будешь больше молчаливой псиной. Как жить станешь?
– Как боги скажут.
Марк сам не подозревал о той перемене, что произошла в нём. Только услышав слова Корнея, понял: не сможет служить, как прежде. Словно оборвалось что-то в душе с оглушительным звоном, не позволяя безмолвно повиноваться приказам господина.
Русак осторожно покосился на хозяина, но благоразумно промолчал.
– А сам? – Марк глядел прямо в глаза Корнею. – Сможешь вернуться в дикие края, полные опасности? Это после сытых и мирных лет.
Хозяин корчмы оскалил зубы, ровные и крепкие, как у матёрого волка.
– По мне лучше в дороге умереть, чем заживо гнить в четырёх стенах. Я с вами в Межмирье войду, а дальше – каждый своей дорогой.
– А корчма? – жадно спросил Русак.
– А хоть тебе подарю! – весело ответил Корней. – Останешься вместо меня хозяином?
– Эк... – Добродушное лицо целителя пошло пятнами, жадность и сомнения отчаянно сражались в нём. Скосил виноватый взгляд на наёмника, сидящего с каменным, как у истукана, лицом, крякнул. – Да можно. Отчего нет? Если тебе не нужно, то с радостью.
Марк покосился на самозваного слугу. А ведь он привязался к Русаку. Лентяю и трусу, готовому сбежать при малейшей опасности!
– А как же твоя жена? – осведомился Марк у Корнея.
– Она давно без меня справляется, не пропадёт. А я больше не могу сидеть без дела.
Шум на улице нарастал, вливался в окна волнами, как морской прибой. Корней прислушался, хмыкнул.
– Сынок царский женится. Наверное, жрица Ледяной Божини уже заждалась.
– А посмотреть можно? – Русак даже шею вытянул от стремления выглянуть в окно.
– Отчего ж нет? Сегодня ворота царского дворца открыты для всех, даже из соседних государств послы пожаловали. Говорят, бочки с вином выкатили и каждому по ковшу бесплатно выдадут.
Русак нетерпеливо завертелся, причмокивая, словно уже пил дармовое вино.
– Чего ж тогда сидим? Там всё вино вылакают, а нам последние капельки останутся.
Улицы были полны людского гомона, суеты – рай для карманников.
Корней радостно осклабился, хлопнул широкими, как лопата, ладонями по коленям. Звук получился резкий, хлёсткий, словно щелчок бича.
– Прав парень. Когда ещё доведётся вина вдосталь напиться? – Корней легко подскочил и направился к двери.
– А я тут останусь, – недовольно сказал ларг, устраиваясь на мягких подушках. – Когда ещё удастся поспать в такой роскоши. Всё в дороге и в дороге.
Хозяин корчмы с удовольствием погрузился в людской водоворот, легко шёл в толпе, словно рассекающая воды ладья. Встречные так и брызгали в стороны, с уважением косясь на могучие плечи.
Марк и Русак шли позади, словно по пустой улице, а за спинами смыкалось людское море, кричали здравицы в честь нового царя и царицы.
У ворот дворца было форменное бурление. Чуть в стороне от главных ворот слуги выкатили пять бочек размером с избу и ловко разливали густое темное вино, выхватывали из протянутых рук миски, чашки, а то и вовсе бадьи, наполняли, совали обратно и снова выхватывали новые. И так из раза в раз.
Предусмотрительный Русак уже бренчал пустыми ковшами, не намного уступающими вместительным бадьям, нырнул в толпу. Все спешили выкрикнуть хвалу молодому жениху и красавице-невесте, мудрому царю – да пребудет он вовеки в здравии и довольстве!
Путешественников со всех сторон толкали, мелькали хмельные лица с совершенно счастливыми ухмылками. Кого-то уже уносили заботливые друзья, надеясь порыться в карманах. Авось не всё ещё пропил!
Вынырнул Русак, ухитряясь держать три ковша, протянул Марку и Корнею. Те ухватили их и присосались, шумно сглатывая. Вино было терпкое и сладкое.
Выпив на одном дыхании, Марк стряхнул капельки на землю и вытер губы.
– Хорошо-о-о-о!
И его поддержали дружным рёвом и стуком кружек.
Глава 8
Комнату царевны заливал солнечный свет, гладил горячими ладошками голову Василики, словно ласкал, успокаивал.
Рядом суетилась Ганка, верная нянька и служанка, любовно расчёсывала волосы.
Без стука распахнулась дверь, и в комнату царевны ввалился Боромир.
Фигура нынешнего царя, казалось, заняла всю комнату от пола до потолка. И Василика невольно сжалась, но быстро опомнилась, гордо расправила плечи.
Девушка, не поворачиваясь, увидела на серебряной поверхности зеркала золотое шитье кафтана, высокие, украшенные вышивкой сапоги, в которые царь вправил штаны, богато расшитую перевязь, перекинутую через плечо.
Боромир заметил неуверенность девушки, усмехнулся в роскошные усы. Холодный взгляд ударил, как пощёчина, заставив царевну покраснеть.
– Готова ли? – прогудел он. – Собрала госпожу, Ганка?
Служанка утвердительно склонила голову.
– Только свадебный венец остался, – сказала она и взяла в ладони украшение. Солнечный луч упал на золотой ободок, рассыпался искрами, дробясь в его гранях, маленький камень подвески, заиграл красками, он должен был подчеркнуть красоту царевны.
– Дай, я сам.
В огромной ладони Боромира венец казался детской игрушкой. Царь, громко топая, подошёл к невесте, приблизил бородатое лицо и, глядя на отражение девушки в зеркале, усмехнулся.
– Ты отказалась от руки Пересвета, когда он сватался к тебе. Помнишь, старый царь ещё жив был?
Василика нахмурилась, кивнула.
– Теперь царем стал я, а Пересвет берёт тебя в жёны из милости.
Мертвенная бледность Василики многократно усилилась, губы сжались в тонкую белую полосу. Царевна метнула взгляд на няньку.
– Выйди, Ганка.
Дождавшись когда женщина выполнила её указание, Василика глянула на Боромира, и, чеканя каждое слово, произнесла:
– Дядюшка, мало того, что ты незаконно захватил трон моего отца, обвинил меня, законную наследницу, в подлом убийстве, так ты ещё и... и... издеваться пришел!
Боромир осклабился и осторожно опустил на смолянисто-чёрные волосы Василики свадебный венец.
– Все ждут тебя, царевна, поторопись, – сказал он, покидая комнату.
Когда за ним с глухим стуком захлопнулась дверь, Василика порывисто вскочила, сорвала с головы венец и отшвырнула его в угол. Тот стукнулся об стену, звякнув, прокатился по полу и замер у ног вошедшей Ганки.
– Подлец! Убийца! – завопила царевна. – Он смеет говорить со мной, как с нищей побирушкой! Да как он смеет?! Подлый раб, недостойный смывать пыль с моих ног!
Её опустошил этот взрыв эмоций. Она без сил рухнула на кровать и разрыдалась. Ганка бросилась к ней, обняла, прижала к себе, гладила по спине, шептала какие-то глупости. Наконец, Василика стала успокаиваться.
– Ну всё, зайка моя, всё.
