Фундаментальной библиотеке Народного комиссариата по иностранным делам. На сей раз жить пришлось в гостинице «Спартак». Здесь его посетил уже упоминавшийся выше литературовед П. Н. Медведев. Он приехал из Витебска, где преподавал в то время и, прослышав про бедственное положение Белого (ничем не отличавшееся, впрочем, от бедственного положения других), решил пригласить его на лето в белорусскую деревню «на подножный корм», как тогда говорили, дабы немного подкормить изголодавшегося и изнервничавшегося писателя. Тот с нескрываемым восторгом отнесся к подобной перспективе и в пылу благодарности разоткровенничался перед фактически незнакомым человеком:
«„Да, мне необходимо отдохнуть… Я схожу с ума… Я это чувствую… Врачи гонят меня на землю… Я забыл, как пахнет сено… Милый, родной, спасите…“ <…> Белый долго и страшно рассказывал о злоключениях последних лет, – как водили его за нос с отъездом за границу в Москве, как водят месяцами здесь, об издевательствах с пайком, обедом, бельем, о своей нелепой библиотечной работе в Комиссариате иностранных дел, о том, как ему не дают покоя, необходимого для работы, о предложении работать в заграничной прессе, о съезде народов Востока – смешно, – о своем одиночестве. „Все ко мне приходят, – ведь гостиница для всех открыта. Мучат меня. Возят на какие-то ненужные заседания. Заставляют читать нелепые, бездарные рукописи. А мне нечего кушать. А я ужасно, смертельно устал. А меня разрывают мои темы… И еще… и еще…“»
В гостиничном номере Андрей Белый в праздничные Троицын и Духов день внезапно испытал небывалый творческий подъем и за двое суток написал свою лучшую автобиографическую поэму «Первое свидание», где рассказал о юности и становлении своего софийно-космистского мировоззрения. Чтению поэмы было посвящено отдельное заседание Вольфилы, состоявшееся в большом зале Географического общества 24 июля 1921 года. Мариэтта Шагинян, присутствовавшая на поэтическом вечере, написала восторженную газетную заметку:
«А. Белый прочитал в Вольно-Философской Ассоциации свою новую поэму „Первое свидание“. Он превосходный чтец. Когда я видела, как этот пластический художник жестами закругляет слова, непонятное превращает в музыку, музыку вливает в вас широкими и гармоничными движениями, я наслаждалась сознанием силы подлинного искусства. Когда оно есть, оно есть. Тут уж не убьет никакая бацилла скепсиса, недоброжелательства или тупости. А когда его нет, – его нет, хотя бы целые славословия поливали его мнимый росток…
„Первое свидание“ – длинная поэма в классическом ямбе (сколько я могла заметить, без строфической периодичности). Это поэма о Москве, о знаменитой московской весне с несравненными зорями, вызвавшей когда-то „Драматическую симфонию“ Белого и ряд совсем особых идеологических настроений тогдашней московской молодежи. Эта „обещающая“ весна была, можно сказать, самым злейшим врагом Канта и критической философии, какие только у него были. Она, своими невозможными закатами, невольно сбивала „идеальный момент“ на самую земную реальность, заставляла в факте видеть его идею, верить в возможность несбыточного. На нашем трезвом языке эта весна принесла с собой эпидемию „утопизма“. Молодые люди думали, что стоит протянуть руку – и дотронешься до „вещи в себе“… И любовь тогда была особенною любовью. Обыкновенная „она“ с плотью и кровью превращалась в Нее с большой буквы, в Прекрасную Даму Блока, в Деву Радужных Ворот. Об этом исключительном моменте русской духовной культуры, – о моменте сдвига с привычного мироощущения, – и рассказывает нам поэма Белого. Насыщенная содержанием она почти лишена фабулы. В ней ничего не происходит. Движение дано не в действиях героев, а в психике автора… <…>»
«Первое свидание» Андрея Белого, вне всякого сомнения, перекликается с «Тремя свиданиями» Владимира Соловьева, навеяно его образами-символами, переполнено отблесками звездного и софийного Космоса:
Последние две строчки здесь касаются не только империалистической бойни в Европе, но и Гражданской войны в России. Вопросы эти постоянно волновали А. Белого, но все же на передний план выдвинулись другие темы. Их он черпал из глубин своей памяти, чтобы развернуть перед читателем мистерию Материи и Сознания, Души и Духа:
Поэма А. Белого распадается на ряд эпизодов- воспоминаний, объединенных центральным образом первой платонической любви юного поэта – Маргариты Кирилловны Морозовой, выведенной однако инкогнито – под именем Надежды Львовны Зариной и поименованной «Мадонной Рафаэля»:
Когда Андрей Белый писал эти строки, Маргарита Кирилловна вместе с сестрой и дочерью ютилась в двух комнатушках полуподвала собственного дома, но не того знаменитого дворца на Смоленском бульваре (с ним пришлось расстаться), а во вновь отстроенном перед революцией не менее роскошном особняке в тихом арбатском переулке с нехорошим названием – Мертвый (ныне – Пречистенский). Сразу же после революции дом Морозовой (как сотни других, принадлежавших представителям «паразитирующего класса») был национализирован. В нем разместился Отдел по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Наркомпроса, возглавляемый Натальей Ивановной Седовой, женой одного из вождей Октябрьской революции – председателя Реввоенсовета и члена Политбюро ЦК РКП(б) Л. Д. Троцкого. Бывшей владелице Морозовой разрешено было временно разместиться в подвальном помещении – на правах то ли смотрительницы, то ли сторожа.
После опалы Троцкого и высылки его вместе с женой в Турцию отдел Наркомпроса был объявлен «троцкистским гнездом» и расформирован. Дом перешел в ведение Наркомата иностранных дел (сейчас в нем находится посольство Дании), а бывшей хозяйке особняка – М. К. Морозовой – было предписано освободить занимаемое подвальное помещение. Сын Михаил (Мика Морозов, чей портрет кисти Валентина Серова и сегодня висит в Третьяковской галерее) перевез мать и тетку в ветхий деревенский дом в Лианозове – тогда пригород Москвы (дочь к тому времени сумела выехать за границу), где М. К. Морозова в жестокой нужде прожила до войны, когда ей удалось переселиться на окраину города. Она скончалась в 1958 году в возрасте 85 лет, написав на закате жизни исключительно трогательные и теплые мемуары о друге своей молодости – Андрее Белом, для которого некогда стала первой поэтической музой и благодаря которому вошла в историю культуры Серебряного века под волшебным именем
Белому все реже и реже удавалось видеться с Блоком. Несмотря на общие «вольфиловские» дела, больной от постоянного недоедания Блок большую часть времени отдавал работе в издательстве «Всемирная литература», организованном Горьким для поддержки русских писателей, литературоведов и ученых. В Вольфиле летом 1920 года Блок вместе с матерью посетил литературный вечер Андрея Белого. Друзьям удалось пообщаться накоротке. Их последняя встреча состоялась 25 мая 1921 года в гостинице «Спартак». Как-то Белый столкнулся на улице с Любовью Дмитриевной. Опустив голову, «Дева Радужных Ворот» несла домой «авоську» с овощами; «верного рыцаря» своей ушедшей и давно увядшей юности то ли не заметила, то ли не узнала, а тот постеснялся окликнуть предмет своей некогда всепоглощающей страсти…
