стола, и они придерживали ее руками.
– Может, мы с этой подругой в Крым на пару недель поедем. – Юля кивнула на дочку. – Точно не решила еще. Поедем, если работу менять не надумаю. А то – целое дело начнется. Надо будет на разные собеседования ходить. Эти – резюме с реноме рассылать. Я их всегда путаю. Но пляжный халатик я себе уже сшила. Такое получается! Яркое до скандальности!
Они прощались в метро. К платформе подходила визгливая электричка. Юля подняла голову, прокричала ему совсем близко, он даже почувствовал ее дыхание:
– ...А то поехал бы сейчас с нами! Посмотрел бы, как мы живем! Но все равно – не пропадай! Да?
Шеф позвонил утром Олегу в лабораторию, закашлялся прокуренными легкими, сказал:
– Слушай, к нам Морозов вроде бы собрался заехать. Только что с его помощником разговаривал.
– А чего вдруг? – удивился Олег.
– Откуда я знаю! Вот, приедет, мы и послушаем. Но есть шанс его расспросить. Мешкову я передал. Договоритесь с ним, кто из вас докладывать будет. Как только они к нам во двор въедут, сразу давайте ко мне.
В комнату влетел Борька. Состроил свирепо-радостную физиономию и закричал:
– Слышал? Приехал!
– Идти уже? – не понял Олег.
– Куда? Нет! Только едет! Может, теперь нас к нему пришпилят, а? Первым делом – закроем ларек с конфетами!
– Еще неизвестно, зачем он едет, – ответил Олег.
– Как неизвестно? На нас посмотреть. Может, ему помещение понадобилось!
До половины двенадцатого никто так и не появился. Борька ходил по комнате, выглядывал в окошко и говорил:
– Если бы с ним скооперироваться, это же другая жизнь может начаться.
Из парадного входа во двор выскочил шеф и направился к проходной большими, неловкими шагами прямо через газон. Ему навстречу вышли два маленьких человека в одинаковых серых кепках.
– Пошли к шефу в кабинет! – скомандовал Борька.
Морозов оказался седеньким старичком с веселыми, живыми глазами. Жал Олегу и Борьке руки и говорил:
– А ваше начальство спрашивает, где машина? Нету нынче у меня своего транспорта. На собственном ходу теперь. Зато – столько информации! Хоть узнал, где что в Москве находится. Но у меня теперь начальник охраны. А куда-то он запропастился?
В кабинет осторожно вошел средних лет стеснительный человек в темном пиджаке будто с чужого, широкого плеча. В руке он держал старомодный черный портфель.
– Вот, кого ко мне приставили! – Морозов показал на человечка с портфелем. – Из всех головорезов – самого главного! Чуть что – и глазом не моргнет! Сам его боюсь! А что скажет – я сразу рот раскрываю! Страсть, какой эрудит! Звать-величать его – Анатолий Иванович! Такой, знаете ли, парадоксов друг, что Боже ты мой! Сколько всякой мудрости знает! Говорит мне недавно: «Единственно, чего боюсь – это расстраиваться! А как расстроюсь, мне уже все нипочем». А недавно как меня удивил! Как удивил! «Самое дорогое удовольствие, – говорит, – это – удовольствие иметь собственное мнение!» И еще скажу по секрету какой блестящий жуир!
Человечек слушал все это спокойно, без всяких эмоций. Присел на один из стульев у стены, неуклюже расставив ноги, – пятки – в стороны, носки – врозь, – и поставил свой портфель на пол.
– Так, здание, как я понимаю, пока ваше. – Морозов взглянул за окно. – Или подбираются?
– По всякому уже было, – ответил шеф.
– А зарплату как платите? – Морозов отодвинул стул от длинного стола для заседаний и сел.
– Двадцать процентов от прежней численности осталось. Деньги понемногу отовсюду набираем. Пакетики делаем. – Шеф показал на Борьку.
Ему это не очень понравилось. Он стал строить гримасы, показывая, что не все так просто, и бодро доложил:
– Брошен в прорыв. Но остаюсь при всех делах.
– Мы из своих двенадцати площадок только четыре сохранили. – Морозов достал из кармана записную книжку и черный очечник. – Кое-что директора под шумок увели, что-то бандиты да чиновники отхапали. Одну площадку очень жалко. Самая оснащенная была. И директора я сам назначал. А он все и спер. На себя оформил. Теперь из импортных деталей какой-то ширпотреб собирает. Вот, Анатолий Иваныч правильно говорит: предают свои! Поглядите-ка, сколько народу пошло забулдыге служить! На этих, нынешних поглядев, последний комсомолец с рабочего факультета в нечистую силу поверит. Ой, лучше про другое, про что. А то собственное сердечко начнет со мной – как боксер с соперником...
Шеф открыл бутылку нарзана и наполнил стаканы. Олег повернулся, протянул один из стаканов Анатолию Ивановичу.
– Правда, попей водички! – сказал Морозов. – Вот так всегда сидит у стеночки, молчит и вдруг как чего заявит! Недавно говорит: «Всегда остается возможность, а значит и свобода!» Да-а. Ну, что у вас тут еще?
– Вот, ребята кое-что накумекали. – Шеф показал на Олега и Борьку.
– Мне Константин Михайлович рассказывал. – Морозов посмотрел на них. – У вас там показатели даже больше, чем нам сейчас нужно. Ну, вот! А то Анатолий Иваныч меня уверяет, что умные нынче засекречены. Я ему говорю: это только на телевидении. Н-да, а про ваши дела много народу знает?
– Все здесь.
– Тогда, может, обойдется. – Морозов отпил воды из бокала. – Много нынче тащат и продают.
С подносом в руках вошла секретарша. Расставила перед каждым чашки с чаем. Удивленно посмотрела на Анатолия Ивановича и спросила:
– Вы тоже?
– Ему – покрепче! – велел Морозов. – Он цвет лица не бережет.
– Нет, спасибо, – тонким голоском ответил Анатолий Иванович. – Не любитель я чаи гонять.
– Помню, в девяносто втором, зимой приехал я в министерство. – Морозов подвинул к себе чашку чая. – Захожу в здание. Кроме вахтерши – никого. Двери раскрыты, бумаги по полу разбросаны. В техотделе – сейфы нараспашку. Ни штабов, ни командования! Полночи промаялся в гостинице. А под утро думаю: не-а, ни фига! Нам ведь приказы не нужны, когда надо страну из беды вызволять. Мы сами умеем себе приказы отдавать. Что ж мы – ребята с рабочего факультета – не государевы, что ли, люди? Вот, сейчас ездим мы с ним, – Морозов кивнул на Анатолия Ивановича. – Смотрим, как да что. Самое главное – в каждом окопе кто-то да остался. Хоть что-то, да постарались сделать. А иначе и быть не могло.
Шеф достал из бара бутылку коньяку. Стал разливать по стопкам.
– Ребята пусть выпьют, – сказал Морозов. – А я – так, понюхаю. Анатолий Иваныч, согласись, что у них тут все налажено. Коньяк есть, секретарша радует глаз. Н-да, так жить можно. Это потом проходишь мимо красивых женщин, как мимо прежних времен. А вообще-то дамочковедение – серьезная наука.
– Вот у нас – Борис Петрович! – Шеф даже заерзал на стуле.
– Почему я?
– А кто же? – удивился шеф.
– Да хоть бы и вы!
– Ну, это ты хватил, – ответил шеф и смутился.
– Вы пейте, давайте, – скомандовал Морозов. – Тост я произнесу. Вам всем здравия, а нам – ангела в путь!
– Мы вас на своей машине доставим, – пообещал шеф. Во дворе института шеф и Морозов отошли в сторону и о чем-то вполголоса поговорили. Из гаража выкатила машины. Вахтер стал открывать ворота на улицу, и они длинно, противно заскрипели. Морозов торопливо попрощался со всеми за руку и ничего не сказал. Машина выехала из ворот.
Шеф сунул руки в карманы, кивнул в сторону отъезжающих и тихо сказал:
– Этот, который его сопровождает – фельдшер. Сам он – на уколах, видать...
