Приемная мать

шьют. Но сейчас дело не в этом. Кадри права. Мы слишком мало занимаемся ими. То, что предложила Кадри, для начала не так плохо. Даже хорошо. Лучше всего, когда есть возможность сделать что-то конкретное. У меня было бы еще только одно предложение: надо привлечь по возможности все возрасты. Организуем с пионерами, скажем, из старших отрядов, что-то вроде бригад. Бу­дем работать вместе с ними. Им интересно, и нам легче. В каждую бригаду выделим от себя, например, двух руководительниц. Будем помогать выбирать фасоны, рисовать, делать выкройки, подбирать и рассчитывать материал... одним словом, будем учить их всему, чем сами занимаемся на швейной практике. Только, ко­нечно, проще и в меньшем объеме. Нет, знаете, мне кажется, что это может быть очень интересно. У меня уже руки чешутся. Можно даже устраивать соревнова­ния бригад. За лучшие комплекты выдавать призы...

Ах вот она значит какая, наша Лики! А я-то до сих пор считала, что ее популярность объясняется прежде всего спортивными достижениями и успехами в танцах. И только сейчас я впервые заметила, какая Лики изящная и стройная девушка, как хорошо, спокойно и уверенно она держится. И ее руки, часто красноватые и слишком крупные для ее роста, вызывали у меня хорошее теплое чувство. Эти руки всегда умеют во­время и к месту найти себе приложение, и поэтому даже такие обреченные мероприятия, как сегодняшнее, вдруг оживают. Тинка тоже увлеклась:

— Вот это оригинально! Давайте устроим демонст­рацию мод. Рабочая одежда, костюмы для улицы, пальто, шубы, спортивные платья, вечерние туалеты и т. д. Разница только в том, что моделями будут куклы. Ой, надо написать бабушке и тете Эме. Напиши ты, Анне. Ты умеешь. Пусть будет жалостно! О малы­шах там и прочее. Важно, чтобы они прислали нам все, что у них лежит в старых чемоданах. Вы ведь не зна­ете, что у бабушки до сих пор хранятся лоскутки от ее подвенечного платья и всякие там кружева и парча. Все это мы здесь прекрасно используем. Во всяком случае, я беру себе бригаду вечерних туалетов.

Идеи посыпались со всех сторон. Наконец, и Анне уступила, пообещав завтра же поговорить о «мебели» с Андресом, который пользовался в классе влиянием. А Анне в свою очередь лучше всех могла повлиять на Андреса. Неожиданную находчивость вдруг проявила Марелле: создать бригаду маленьких вязальщиц.

Лики продолжала развивать свои планы.

— Все эти вещи можно распределить между малы­шами по выбору или по конкурсу. Скажем, хотя бы так: лучшему октябренку из каждой группы — первый приз и т. д. Нужно разработать условия соревнования. Та­ким образом, одним ударом убиваем сразу двух зайцев. Как вы думаете не обсудить ли нам этот вопрос на следующем собрании? Тогда узнаем и мнение мальчи­ков. Ты, Кадри, сделай короткий доклад. Его можно сформулировать примерно так: забота комсомольцев об октябрятах и работа с пионерами или что-нибудь в этом духе. Там посмотрим.

Воспитательница обещала поговорить с директором и с преподавательницей ручного труда об использова­нии помещения, инвентаря и материалов. Во время на­шего разговора она подошла к шкафу, отодвинула его от стены. И теперь с серьезным видом стояла у откры­той дверцы.

— Скажите, что это за беспорядок?

Ее тон не предвещал ничего хорошего. Я вскочила, чтобы навести в шкафу хотя бы какой-то порядок. Ведь я последняя в нем рылась и все перевернула. Я все время представляла себе, что Свен с другими ребятами может быть, сейчас стоит там, за стенкой и все слышит. Мне хотелось только одного: чтобы воспитательница больше ничего не говорила, не делала никаких заме­чаний.

И вдруг она, словно между прочим, сказала:

— Девочки, я хотела вас предупредить. Отсюда, от шкафа, видимо, только когда дверцы открыты, в умывальную к мальчикам слышно все, что вы между собой говорите. Учтите это в будущем!

О да, как же можно было этого не учесть! Я уверена, что на всех это открытие произвело такое же впечатление, как на меня, когда я о нем узнала. Каждая мучительно припоминала, что здесь когда-либо было сказано такого, что мальчикам нельзя было слы­шать.

И хотя как только воспитательница ушла, мы удосто­верились, что с половины ребят не было слышно ни­чего, кроме приглушенных неясных голосов и постара­лись успокоить себя тем, что, мол, неужели ребятам больше нечего делать, как дежурить у шкафа и под­слушивать наши разговоры, тем более, что дверцы шкафа у нас редко бывают открыты, а теперь мы пре­дупреждены, осторожность никогда не помешает.

А у меня от всего, что случилось сегодня вечером, очень хорошо и легко на сердце. Весь этот сложный узел воспитательница разрубила одной фразой, и во­обще люди прекрасны. Только мы не всегда это заме­чаем, и у нас друг для друга никогда не хватает вре­мени.

Когда я сегодня вечером думаю о воспитательнице, о Лики и о других наших девочках, мне представляется, что каждая из них таит в себе сокровища. Только обычно они тщательно скрыты. И все- таки есть какая-то тайная пружинка, которая может вдруг раскрыть их, и тогда так чудесно!

Хотелось бы знать, у каждого ли человека есть такой тайник? И сколько в нем сокровищ?

ЧЕТВЕРГ...

Наш вчерашний необычный план, говоря по правде, провалился. Во всяком случае, в том виде, как был за­думан первоначально. И может быть, мы вообще отка­зались бы от этой идеи, если бы воспитательница не напомнила о ней.

Мы сидели и не знали, с чего начать. Может быть, и не хотели. По крайней мере, мне уже ничего не хоте­лось. Поглядывали друг на друга, а Веста хмурилась. Я уже собралась было предложить перенести обсуж­дение этого вопроса, как вдруг воспитательница спро­сила:

— Ну, так как же? Вы недовольны своей старостой группы?

Мучительная пауза.

— Может быть, я вас неправильно поняла? Может быть, как раз очень довольны?

— Конечно, нет, — в голосе Тинки слышались бое­вые нотки, и она упрямо подняла голову. — Почему у нас должен быть именно такой староста?

— Чем же ваш староста нехорош? — деловито спро­сила воспитательница.

— Только и знает, что с утра до вечера ворчит на кого-нибудь из нас, — храбро заявила Тинка.

— И так уж совсем без причины? — допытывалась воспитательница таким тоном, что Тинка сначала даже смутилась.

— Ну, ладно, — согласилась она. — Если у нее и бы­вают причины, все же можно было бы разговаривать повежливее. Зачем постоянно ворчать⁷ Почему она го­ворит с нами так, как будто мы ее подчиненные или рабы? Разве так уж трудно говорить нормально?

Теперь вмешалась Анне:

— Еще чего захотела. Если с вами говорить как с равными, то кто поймет, где же староста группы.

Анне так здорово изобразила Весту, что та, наверно, и вправду узнала себя.

— Во всяком случае, у меня нет другого голоса, как тот, что мне дан, и если он не нравится, то...

Веста пожала плечами.

— Почему же нет! — возразила Тинка. — А как ты умеешь разговаривать с учителями и воспитателями?

— Может, ради тебя мне следовало бы заняться по­становкой голоса? — не сдавалась Веста.

— Это бы твоему голосу не повредило, — поддела ее Анне.

— Довольно пререканий! — решительно прервала воспитательница. — Кто-нибудь из вас хочет сказать по существу?

— Самое существенное в том, что нам надо выбрать нового старосту, — прямо высказалась Тинка.

— И тогда ваши отношения сразу улучшатся? — спросила воспитательница. — Как считают остальные?

Но остальные не знали, как они считают. Если так ставить вопрос, то... Но оставить Тинку в беде тоже не годилось. Она ведь говорила от имени всей группы и, в общем, правильно. Даже Лики молчала.

— Предположим, что вы выберете кого-то другого. А у нее разве не может быть недостатков? — спросила воспитательница. — Скажите сами, кто для вас доста­точно хорош? Ну, например, кто-нибудь из учителей или воспитателей в наших глазах заслуживает пощады? Подумайте об этом. Разве есть хоть кто-