— Мне нравится это слово, — как ни в чем, ни бывало, улыбнулся Карл. —
— Разумеется.
— Но не ты?
— Не я, — покачал головой Эфраим.
— А кто? — спросил Карл, в свою очередь, беря в руку кувшинчик и доливая бренди Деборе и себе.
— Ну, как тебе? — спросил он ее, не дожидаясь ответа сенешаля.
— Замечательно. — Это было первое и пока единственное слово которое произнесла здесь Дебора. Все остальное сказали ее глаза.
— Не знаю, — ответил Эфраим. — Даниил не просил ему помогать. У тебя, Карл, хватает врагов и без меня.
— Ты прав, — согласился Карл. — Врагов у меня
— Никак. — Усмехнулся Эфраим. — Я не собираюсь возвращаться в Сдом. Одно из двух, или умру здесь, или уеду куда-нибудь на юг.
— Понятно, — кивнул Карл. — Но почему ты ничего не говоришь о Клавдии? Ведь это она, если не ошибаюсь, хотела заполучить меч Гавриеля.
— Она. — При упоминании имени маршала в глазах старика зажегся темный огонь. — Но я не собирался отдавать ей меч, я хотел…
«Я знаю, ты хотел оставить его себе».
— Значит, Клавдия в этом не участвует? — спросил Карл, хотя, в принципе, можно было и не спрашивать. Ответ Горца подразумевался.
— Она покинула Сдом в ту же ночь, когда бежал и ты, — сказал Эфраим и посмотрел в глаза Карлу. — У меня есть просьба.
— Ты хочешь меня о чем-то просить, Эф? — «удивился» Карл.
— Да. — Твердо ответил старик. — И у меня есть, чем заплатить за услугу.
— Чего же ты хочешь? — спросил Карл.
— Я… — Эфраим бросил быстрый взгляд на Дебору, но, видимо, решил, что может говорить и при ней. — Я хочу в последний раз увидеться с Гавриелем!
— Ты сошел с ума? — Голос Карла стал холодным, как лед. — Ты забыл, когда он умер?
— Рефлет, Карл, — Эфраим Гордец отступать не желал.
— Рефлет? — поднял бровь Карл. — Какой еще рефлет?
— Ты умеешь вызывать рефлеты.
— Эфраим, — усмехнулся Карл. — Ты в ожидании нас, случайно не выпивал?
— Карл! — Из глаз старика внезапно потекли слезы, но он, кажется, этого даже не заметил. — Не лишай меня последней надежды. Прошу тебя… Вот держи! — он стремительно сунул руку куда-то за отворот своего богатого кафтана и через мгновение бросил на стол трубку из туго скрученных и прихваченных черной лентой листов старого пергамента. — Посмотри! Там… Ты нигде больше, Карл…!
Карл посмотрел на свитки. Что в них могло быть? Возможно, что-то очень важное и ценное, а, возможно, и нет. Он перевел взгляд на лицо Эфраима. Оно было залито слезами.
«Но ведь он его искренне любил… И они были вместе так много лет…»
— Зачем тебе это? — как можно более мягко спросил он. — И ведь это…
— Я знаю, — вдруг часто закивал головой Эфраим. — Ничего не объясняй. Я все знаю, но… я должен увидеть его перед смертью… Раз есть такая возможность…
— Хорошо, — сказал Карл, решившись. — Сегодня ночью. Сейчас. Ты готов?
— Спасибо, Карл, — голос Эфраима сорвался, но он сразу же взял себя в руки.
— Я виноват перед тобой, — сказал он чуть более крепким голосом. — Простить не прошу. Боги рассудят, а здесь… Не думай, Карл, это не пустяки. Это пергаменты из архива князя… бумаги князя Гавриила, им нет цены…
3
Было уже далеко за полночь, когда Карл и Дебора покинули «Морскую Деву». На улице было темно и холодно, но небо очистилось, и туман… Нет, не то, чтобы он исчез вовсе, но стлался теперь над самой землей, так что, если бы не ощущение твердой почвы под подошвами сапог, можно было подумать, что идут они по мерцающему в лунном свете облачному морю.
«Свинцовые белила и серебро?»
Но свинцовые краски быстро темнеют. И потом, надо же ведь передать и эту тающую, растворяющуюся в оттенках серебряного цвета желтизну…
«Возможно, дополнительные цвета[48]… Желто-зеленый и фиолетовый и опять-таки серебро и немного охры…»
— Тебя научили убру? — Первой нарушила молчание Дебора.
— Нет, — ответил Карл, в тайне радуясь, что она, наконец, заговорила. Молчание, обычно совершенно его не тяготившее, на этот раз ощущалось, как присутствие непрошенного свидетеля при очень личном разговоре.
«Темные искусства… Стихийная магия природы…» — на эту тему можно было продолжать рассуждать до бесконечности, но ночь остается ночью, даже если ты сто раз назовешь ее днем, не так ли? Однако Дебора…
— Нет, — ответил Карл на ее вопрос.
Но и то правда, что про рефлетов он ей еще не рассказывал и мог только гадать, какое впечатление произвело на нее явление маршала Гавриеля. Впрочем, как только тот возник в комнате Эфраима, Карл, едва успев поздороваться со старым другом, увел Дебору вниз. Там, в общем зале, они и провели следующие четверть часа или около того. Они не разговаривали и даже не смотрели друг на друга. Каждый был занят своими собственными мыслями.
Потом Карл почувствовал, что все кончилось. Впрочем, «почувствовал» — не правильное слово. Не было ни знака, ни ясного физического ощущения. Просто внезапно он ощутил пустоту там, где только что что-то было, и понял, что маршал «ушел». Подниматься к Эфраиму Карл не стал, бывший сенешаль князя Симеона его больше не интересовал. Он просто кивнул Деборе, привлекая ее внимание, они вместе встали из-за стола, и по-прежнему молча, вышли на улицу.
— Нет, — сказал Карл. — До последнего времени я даже не знал, что могу их вызывать.
— Виктория сказала мне как-то, что не чувствует в тебе Дара, — тихо, как будто разговаривая сама с собой, сказала Дебора. Она шла так легко и плавно, что, казалось, плывет.
— У меня нет Дара, — подтвердил Карл. — Нет, и не было.
— У трейских волхвов тоже не было Дара…
— Боги! — Вполне искренне удивился Карл, который и сам слышал о волхвах, хотя правильнее было бы называть их
Он остановился и удержал продолжавшую медленно идти вперед Дебору, положив ей руку на плечо.
— Подожди, — попросил он, и, остановившаяся Дебора, сразу же повернулась к нему лицом. — Что ты знаешь о волхвах Трейи? — Спросил Карл, рассматривая ее лицо, казавшееся в жидком свете луны бледным и едва ли не призрачным.
— У волхвов не было Дара, — повторила Дебора. — Их специально проверяли, и имеющие Дар к посвящению не допускались. Но они «видели», Карл, и они могли многое, и трейские записи неспроста, наверное, называют их колдунами.
— Трейских записей не сохранилось, — задумчиво сказал Карл. Подсказка Деборы дорого стоила, и не об этом ли говорила ему когда-то во Флоре дама Садовница? — Во всяком случае мне не известно ни об