– Но сегодня это место принадлежит мне.
Она вытянула ноги до самого конца кушетки.
– Нет!
– Почему нет?
– Моя жена!
Она пожала плечами:
– Вы большой ребенок, Макс. Вам не грозит комендантский час. Вы не должны возвращаться домой в определенное время. Ведь вы мне говорили, что вас частенько вызывают к пациентам ночью. В любое время, если требуется срочная помощь в опасных случаях.
Она снова улыбнулась обольстительной и мучительной для него улыбкой.
– Я одна из самых отчаянных пациенток, Макс. – Она положила ладонь на его все еще возбужденную плоть.
– Впрочем, и вы тоже.
– Но это абсурд!
– Что абсурдного в том, что мужчина и женщина вместе ложатся в постель? Это случается каждую ночь, каждое утро и каждый день. Это общепринятое времяпрепровождение, любовь моя. Неужели все психиатры так же наивны, как вы? Во всяком случае, я нахожу это привлекательным.
Она встала и оправила юбку.
– Ладно. Увидимся сегодня вечером в моей квартире. Что бы вы хотели на обед?
– Я бы хотел полной свободы, – произнес он, не сознавая, что тем самым уже дал свое согласие на свидание.
В пять тридцать ушел последний пациент, и Фидлер позвонил жене:
– Рут, сегодня я не приду домой ужинать. У меня консультация в Беллвью.
– Ты лгун, Макс, и весьма неискусный. На самом деле у тебя свидание с твоей богатой девочкой – этой сума– сбродкой.
– Это самое нелепое предположение, какое ты только могла высказать, Рут. Такого мне не приходилось когда-либо слышать.
– Ну вот, теперь ты заговорил напыщенно, а это верный признак, что лжешь. Ты ведь всегда так говоришь, когда лжешь. Спокойной ночи и передай ей мои самые худшие пожелания.
Она повесила трубку.
Фидлер остался сидеть, ошарашенный, с открытым ртом, уставившись на умолкнувший телефонный аппарат, продолжая держать трубку в руке – из трубки доносилось равномерное гудение, будто жужжание пчелы.
«Неужели это правда? Неужели я говорю выспренним, напыщенным тоном, когда лгу? Может быть, это ей следует быть мозгоправом?»
Качая головой, он повесил трубку. Ладно, он не будет лгать. И что же он сделает? Он пойдет на квартиру к Маре и объяснит ей, что вся эта ситуация абсурдна. Он женатый человек. У него семья, которую он любит, и он не станет рисковать своими отношениями с женой ни при каких обстоятельствах.
«Ах, Макс, ты снова говоришь напыщенно».
Он отпустил своих помощников, запер дверь офиса и принял душ в ванной комнате. Он всегда держал в ванной свежую пару белья и чистые носки, а также синий саржевый костюм на крайний случай, как этот.
– Крайний случай! – сказал он вслух. – Это самый настоящий эвфемизм, какой я только слышал, в самом чистом виде, Макс.
Было уже семь тридцать, когда он прибыл в пентхаус Мары, чувствуя себя подростком, переживающим свою первую большую любовь. Он пригладил и отвел назад со лба волосы, поправил галстук, попытался втянуть живот и наконец решился нажать на кнопку звонка.
Франсина Уоткинс открыла дверь. На ней был сшитый на заказ голубой костюм и темно-синяя блузка. Она улыбалась.
– Привет, доктор Фидлер. Как вы себя сегодня чувствуете?
– Здравствуйте, Франсина. Я преисполнен рождественским настроением. А как вы?
– Я чувствую себя замечательно. Входите, снимайте пальто и выпейте бокал сухого мартини.
– Думаю, сегодня я могу позволить себе и большее. Как это называют? Храбрость во хмелю?
Из холла он спустился по ступенькам в гостиную и тут испытал неожиданный шок – на диване рядом с Марой сидел главный бухгалтер «Тэйт индастриз» Льюис О’Тул.
Она поднялась – олицетворенная приветливость и улыбка – и подошла к нему.
– Макс, я думала, вы будете сопротивляться и не придете.
Она поцеловала его влажными губами в губы.
– О, да вы замерзли, как сосулька. Франсина, сделай доктору хороший крепкий напиток.
– Мартини уже готов, – послышался голос Франсины от бара, где она смешивала коктейль.
