чувствует?
— Жанет оставила меня больше года назад, — сказал он. — Я заменил ее на блестящую молодую химичку, которую зовут Симона Готье.
— Значит, Симоне повезло.
— Нет-нет! — воскликнул Анри. — В этом-то и весь ужас! Она не пришла! Именно сегодня она опоздала на работу! Я начал сходить с ума. Я выскочил в коридор и бросился бежать по лестнице. Я был точно какое-нибудь опасное животное. Я гнался за женщиной, за любой женщиной и надеялся, что Бог спасет ту, за которой я бегу!
— И кто же вам попался?
— Слава Богу, никто. Потому что неожиданно я пришел в себя. Эффект кончился. Это произошло очень быстро, и я остановился на площадке второго этажа. Я был один. Мне было холодно. Но я тотчас же понял, что случилось. Я побежал наверх и снова вошел в ту же комнату, крепко зажав ноздри большим и указательным пальцами. Я направился прямо к ящику, где хранятся затычки. Я держал запас затычек как раз на такой случай еще с того времени, как начал осуществлять свой замысел. Я запихнул затычки в нос. Теперь я был в безопасности.
— А разве молекулы не могут попасть в нос через рот? — спросил я.
— Им не добраться до рецепторных узлов, — ответил он. — Вот почему ртом не чувствуют запаха. Затем я подошел к аппарату и выключил его. После этого я перелил мизерное количество драгоценной жидкости из колбы в этот очень прочный герметичный пузырек, который вы здесь видите. В нем ровно одиннадцать кубических сантиметров жидкости под номером тысяча семьдесят шесть.
— И потом вы позвонили мне.
— Не сразу, нет. Потому что в этот момент вошла Симона. Она взглянула на меня и тотчас же бросилась в другую комнату, громко крича.
— Почему она так поступила?
— Боже мой, Освальд, я же был совершенно голый и не понимал этого. Должно быть, я сорвал с себя всю одежду!
— Что было потом?
— Я оделся. После этого пошел и рассказал Симоне все как было. Когда она узнала правду, она тоже разволновалась. Не забывайте, мы работаем вместе уже больше года.
— Она еще здесь?
— Да. Она в соседней лаборатории, за дверью.
Ну и историю рассказал Анри. Я взял квадратный пузырек и рассмотрел его на свет. Сквозь толстое стекло я увидел с полдюйма жидкости, бледной и розовато-серой, похожей на свежий айвовый сок.
— Не уроните, — сказал Анри. — Лучше поставьте-ка его на место.
Я поставил пузырек.
— Следующим шагом, — продолжал Анри, — будет тест в строго научных условиях. Для этого я должен буду брызнуть определенное количество жидкости на женщину, а потом позволю мужчине приблизиться к ней. Мне важно понаблюдать за тем, что произойдет, с близкого расстояния.
— Грязный вы человек, — сказал я.
— Я ученый, интересующийся обонятельными органами, — с достоинством произнес он.
— А почему бы мне не выйти на улицу с затычками в носу, — спросил я, и не брызнуть немного этой жидкости на первую же встречную женщину? А вы можете понаблюдать из окна. Это должно быть забавно.
— Это будет именно забавно, — сказал Анри, — но не очень научно. Я должен проводить тесты в помещении, под контролем.
— А я сыграю роль мужчины, — сказал я.
— Нет, Освальд.
— Это почему же? Я настаиваю.
— Теперь послушайте меня, — сказал Анри. — Нам пока неизвестно, что произойдет, когда рядом будет женщина. Я уверен, что эта штука очень сильно действует. А вы, мой дорогой сэр, уже немолоды. Опасность очень велика. Вы можете не выдержать.
Меня это задело.
— Я могу выдержать что угодно, — сказал я.
— Глупости, — возразил Анри. — Я не хочу рисковать. Поэтому я решил воспользоваться услугами самого крепкого и сильного молодого человека, которого сумел найти.
— Вы хотите сказать, что уже сделали это?
— Разумеется, — сказал Анри. — И я очень волнуюсь. Мне не терпится приступить к делу. Юноша будет здесь с минуты на минуту.
— Кто он?
— Профессиональный боксер.
— О Господи.
— Его зовут Пьер Лакай. За работу я плачу ему тысячу франков.
— Где вы его нашли?
— Я знаком с гораздо большим числом людей, чем вы думаете, Освальд. Я не отшельник.
— Ему известно, зачем он понадобился?
— Я сказал ему, что он будет участвовать в научном эксперименте, который имеет отношение к психологии секса. Чем меньше он знает, тем лучше.
— А как насчет женщины? Кого вы в данном случае используете?
— Симону, конечно, — ответил Анри. — Она настоящий ученый. Она сможет изучить реакцию мужчины гораздо лучше меня.
— Это точно, — сказал я. — А она понимает, что с ней может произойти?
— Даже очень хорошо понимает. Мне пришлось чертовски потрудиться, чтобы убедить ее решиться на это. Я сказал ей, что она будет участвовать в эксперименте, который войдет в историю. Об этом будут говорить столетиями.
— Чепуха, — сказал я.
— Мой дорогой сэр, в истории человечества время от времени совершаются незабываемые научные открытия, и всякий раз это становится грандиозным событием. Такое событие случилось в тысяча восемьсот сорок четвертом году, когда доктор Гораций Уэллс из Хартфорда, штат Коннектикут, вырвал зуб.[114]
— А что в этом такого исторического?
— Доктор Уэллс был зубным врачом и иногда проводил эксперименты с закисью азота. Однажды у него ужасно разболелся зуб. Он знал, что зуб придется удалить, и с этой целью вызвал другого зубного врача. Но сначала он попросил коллегу надеть на лицо маску, после чего выпустил газ и потерял сознание. Зуб ему удалили, через какое-то время он очнулся, чувствуя себя превосходно. Так вот, Освальд, это была первая в мире операция, произведенная под общим наркозом. Она явилась началом больших дел. Мы сделаем то же самое.
В этот момент прозвенел звонок. Анри схватил парочку затычек и бросился открывать дверь. А там стоял Пьер, боксер. Анри, однако, не позволил ему войти, пока тот плотно не затолкал в свои ноздри затычки. Думаю, парень полагал, что ему предстоит сниматься в порнофильме, однако процедура с затычками, должно быть, быстро разрушила его планы. Пьер Лакай был боксером легчайшего веса — небольшого роста, жилистым, с плоским лицом и кривым носом. Ему было двадцать два года, и он не производил впечатления человека сообразительного.
Анри представил мне его, затем провел нас прямо в соседнюю лабораторию, где работала Симона. Она стояла в белом халате возле лабораторного столика, делая какие-то записи в блокноте. Когда мы вошли, она посмотрела на нас сквозь толстые стекла очков в белой пластмассовой оправе.
— Симона, — обратился к ней Анри, — это Пьер Лакай.
Симона посмотрела на боксера, но ничего не сказала. Меня Анри не удосужился ей представить.
Симона была стройной женщиной лет тридцати, правда несколько бледноватой. Волосы ее были зачесаны назад и собраны в пучок. Все это вместе с белой кожей лица придавало ей какой-то
