лбу и оттолкнул А дружки чубатого потребовали у товарищей Костика:
— Ну-ка, вынимай! Ручки у нас украли?!
— Мы не крали!.. У нас свои! — оправдывались второклассники.
— Давай, давай! Не задерживай! — торопили их. Перепуганные мальчишки раскрыли портфели.
— Гляди! А говорит: не крал! А это что?!.. У меня точно такая была, — отбирая авторучку, нахально врал смуглый мальчишка С длинным носом, похожим на клюв.
— Это мне бабушка подарила! — хныкал пацан.
— Я тебе дам бабушку! Спёр, так молчи!.. — в полминуты три авторучки из портфелей перекочевали в карман длинноносого. Большие мальчишки перелезли через забор, пригрозив:
— Только пискните! Поймаем — головы оторвем!..
Четверо ограбленных второклассников, растирали кулаками слезы и думали об одном: что они дома скажут? Костик тоже поплакал, а потом сказал:
— Пошли к нашему вожатому! Зин им как даст!..
Октябрята рассказали, что с ними случилось.
По приметам Зиновий сразу определил, что это Сазон, Грач и их компания. Еще не зная, что и как сделает, он пообещал:
— Не плачьте, ребята. Завтра или послезавтра все авторучки вам вернут. Как Миленькие! Идите домой.
— А как же без ручек?! Влетит же! — сказал Костик.
„И правда, влетит, — подумал Зиновий. — Пока дома разберутся, что к чему… Как же быть?“
— А какие у вас самописки были? — опросил он.
— У меня, как твоя, что на столе. Красная, — заявил один.
— Так бери ее! Пока твою выручим, — решил Зиновий, отдавая свою авторучку обрадованному мальчишке.
Когда остальные тоже описали приметы, Зиновий предложил:
— Вы тут подождите. Я сейчас! — и выбежал из дому.
Через две минуты он был уже у Саши. А еще через полчаса, обегав живущих поблизости одноклассников, Зиновий и Саша вручили октябрятам авторучки, похожие на те, что у них отняли.
Повеселевшие мальчишки разбежались по домам.
— Придется мне к Сазону идти, — тихо сказал Зиновий.
— И не думай! На совете решим, — встревожилась Саша.
— Но ведь октябрята мои. Я их вожатый. Значит…
— А ты чей? Наш! Значит, и октябрята наши, — не уступала Саша. — Собирайся. Все равно уже скоро в школу.
Хотя до звонка было еще полчаса, весь актив шестого „б“ был уже во дворе. Они отошли за угол здания. Саша рассказала о происшествии. Все возмутились, закричали:
— Сазон с Грачом совсем обнаглели!.. Собраться вместе да набить им морды!.. Забыли бой двадцатого января? Так напомнить!.. Отнять ручки!.. Не давать октябрят трогать!..
Совет решил: 1. На большой перемене два звена идут домой к Сазону, два — к Грачу. И потребовать, чтоб вернули. 2. Каждый день к концу уроков у второклассников приходить по пять человек во двор и смотреть, чтобы их не обижали…
Но операция сорвалась. Ни во время большой перемены, ни после уроков Сазона и Грача дома не нашли. Тогда тут же, около дома Сазона, решили: не отдадут за три дня — сообщим в милицию.
— А не заругает Лидия Николаевна за то, что мы вот так… все сами? — забеспокоилась Зойка.
— Ее в школе нет. Не ждать же до завтра! — сказал Женя.
— Она хочет, чтобы мы были самостоятельными, — поддержала Саша. — Вот мы сами и решили. Все правильно.
Но все получилось совсем по-другому. Придя домой, Зиновий увидел Семена Семеновича Дубровина.
— Давно жду, — пробасил кузнец. — Выручай, брат. Заболел в цеху парень, что стенгазету разрисовывает. А завтра, хоть лопни, нужно выпустить к перерыву „молнию“.
— Я нарисую! — обрадовался Зиновий. — Только я не очень…
— Нам „очень“ не надо! — перебил дядя Семен. — Только ты постарайся часам к девяти, а то не успеем…
Утром, в начале девятого, едва закончив заголовок, Зиновий скатал „молнию“ в трубочку и пошел на завод.
От крайних домов на горе вниз к Дону идет крутой Зеленый спуск На нем местами еще держится серая прошлогодняя трава, но уже набирает силу молодая зелень. По спуску, то сходясь вместе, то разбегаясь в стороны, в обход громадных глыб ракушечника, выпирающих из земли, вьется несколько тропинок, протоптанных нетерпеливым и ногами мальчишек, которые всем другим основам геометрии предпочитают свою: прямая есть кратчайшее расстояние между родимым домом и любимым Доном.
И какое значение имеет крутизна! Одолеть ее, идя от Дона, не так; уж трудно. А от дома вниз — еще лучше. Летишь, как на крыльях… Никакая тебя сила не остановит… Пусть те, кто постарше, обходят по пологому Кировскому или Державинскому спускам.
На самой крутой, восточной, стороне спуска из горы, как огромное темное око, выглядывает труба городского коллектора. Ранней весной и осенью из нее бьет мощный фонтан дождевой воды, скатившейся с улиц города, и кипящий белой пеной водопад, прыгая по ступеням в два человеческих роста, устремляется вниз к Дону… Давно уже умчались вешние воды. И сейчас все это сооружение, если посмотреть, издали, кажется беломраморной великаньей лестницей, ведущей в го род на горе.
Это одно из любимых мест своенравной низовской братии. Тут в любое время года можно жечь костры. Лежа на траве, любоваться простором Задонья или слушать о необыкновенных приключениях удачливых людей, лихих браконьеров. Тут без вмешательства взрослых можно решить давно затянувшийся спор: кто сильней.
И поэтому же „чистюли“ и „маменькины сынки“ обходили Зеленый спуск стороной, как можно дальше.
Но Зиновий об этом совсем не думал. Главное — скорее отдать дяде Семену „молнию“, и он пошел кратчайшим путем.
У крайних домов увидел вдруг Грача. Зиновий так и скакнул вперед, боялся, что тот исчезнет. Но Грач сам окликнул:
— Эй, Шкилет! Купи авторучку. „Значит, не знает, что мы искали его и Сазона“, — подходя, подумал Зиновий и ответил небрежно:
— Небось, барахло какое-нибудь.
— Барахло?!.. Гляди. Первый сорт! И недорого.
Зиновий рассматривал красную авторучку. Она точно как та, его которую он вчера отдал второкласснику.
— А другого цвета есть? Эта мне что-то не того…
— Хорошая ручка, — недовольно сказал Грач. — На, смотри другую, — и протянул черную с золотистым колпачком.
— Ну чего ты трусишься? — подзадорил Зиновий. — Давай все чтоб выбирать из чего было.
— Кто трусится? Я?! — „клюнул“ Грач. — Вот еще одна. Приметы и этой авторучки совпадали точно. Зиновий еле сдержался. Но спросил незаинтересованное:
— Грач, а нет у тебя такой… знаешь, чтоб разноцветным писала?
— Ишь чего захотел! Есть, да не про вашу честь. Сазонова.
— Жалко… Может, я все гуртом взял бы.
— Меньше трояка за нее не возьму! — предупредил Грач.
— Чего ты торгуешься? Покажи. Понравится — возьму.
Грач не устоял. Блеснув нахальными глазами, у лее подсчитал: „По рублю за три. Да за четырехцветную. Ого! Шесть рублей“.
— Ля! Разохотился! — и протянул четырехцветную авторучку с алюминиевым пояском на зеленом
