было, хотя две скобы торчали из ковра, напротив японского меча. Второй саблей должна была быть казацкая шашка, которой Петр «вчера» проткнул Стаса в подъезде полупустого дома. А сейчас этот меч находился в «Форде» с простреленными скатами.
На пуфике, у кровати с отдернутыми занавесями балдахина у смятой постели, лежала записка: «Кисынька! Срочно уезжаю в командировку до 15 окт. Твой Котик. 10 окт».
«Домашний зверинец», – беззлобно подумал Петр, и спустившись вниз, притаился, почуяв, что с улицы кто-то скребется в дверные створки. Он осторожно подошел к двери и сквозь сизое очевидно пуленепробиваемое стекло, увидел на крыльце Машу, которая все же доползла до дома и пыталась вставить ключ в замок, но силы покинули ее именно в этот момент. Она лежала лицом вниз, рассыпав белые, явно подкрашенные, волосы на розоватом бетоне крыльца. На спине светлой куртки с левой стороны виднелась почти незаметная дырочка. Из под ее тела выбегала струйка алой крови. Чуть дальше, на ступенях и на асфальте, ярко выделялась красная полоса – ее «последний» след на земле.
В особняке было несколько телефонов, Петр подумал, что наверное они все на одной линии. Еще раз взглянув на неподвижное тело Марии, быстро поднялся на второй этаж и найдя в справочнике у кровати, валявшемся рядом с телефоном, номер АТС, позвонил.
Дежурным голосом, девушка спросила что случилось.
– Понимаете, – начал мямлить Петр, стараясь придать голосу убедительность: – Все время приходится звонить по чужим номерам, а свой никак не запомню. Мне недавно сменили номер. И визитки куда-то затерялись – будьте любезны!..
Девушка поняла, попросила подождать и через минуту сообщила Петру номер телефона, с которого он звонил. Петр повторил несколько раз в уме цифры и проделав обратный путь через окно туалета, оказался на улице. Он не стал смотреть на тело Маши, перескочил через забор и прячась за кусты, быстро пошел к своей машине, оставленной им в полукилометре от дачи помощника депутата.
К колодцу Стаса Петр подъехал в половине восьмого. Подземного квартиранта уже не было. Возможно Стас достаточно сильно испугался и теперь будет избегать встреч со Стрельцовой и с ним тоже. Но попозже Петру все равно нужно будет отыскать бродягу. И опять Петр не понимал: для чего это ему?.. Но старался не загружать себя непонятными вопросами, а действовал так, как что-то, опять же непонятное, подталкивало его к определенным действиям.
Не откладывая дела в долгий ящик поехал на рынок, где прошел мимо множества не нужных лотков прямо к автомобильному закутку, где и купил пять литров концентрированной серной кислоты, даже не гадая, что с ней будет делать чужак. Поставил канистру в багажник и поехал в библиотеку, где недавно наткнулся на книги по космологии, психологии и истории религии. Но ни в одной из них, он специально пересмотрел все оглавления, ничего толкового о времени не было. Петру казалось, что чаще всего авторы тужились описать то, что сами плохо понимали. Будто страдая отсутствием слушателей, они очень пространно рассуждали на страницах книг о том, во что не верили. Те же, кто что-то знал, книг не писали. В этом Петр был твердо убежден. Они действовали.
Его немного удивляло то, что всю свою жизнь плотно контактируя со временем, ни один писатель не сказал внятно и понятно – что это такое? Петру показалось, что тайну о времени, о том, что это такое, намеренно скрывают, и она известна лишь посвященным. Вот он и хотел найти хотя бы несколько фамилий, причастных к тайне, и может быть потрясти их, прямо на дому, и спросить: почему он и его знакомые застряли в одном дне.
Петр не верил в чертовщину, да и науке особенно не доверял. Он вообще не умел верить, поэтому любые самоуверенные высказывания других людей вызывали у него сомнения в том, что они истинны.
Он боялся доверять даже собственным чувствам, хотя они его ни разу не подводили. Четко отделяя реальную возможность от призрачной фантазии, просчитывая очень многие хода противника. То что не мог вычислить, дополнял интуитивным чутьем.
Даже появление странного чужака в подвале не поколебало внутренних правил Петра: мало ли бродит по земле снежных людей – йети! Он про них читал, и предполагал, что они реально могут существовать. И вот один из этой расы попал за что-то в компанию то ли наказанных, то ли случайно попавших не в то время, не в то место людей.
В сознании Петра копилась сильная неприязнь и к священникам, и к ученым, писавшим в книгах черт те о чем, но только не о том: что такое человек? Для чего он нужен в этом мире: просто жить – когда первый день после рождения считается первым шагом к смерти? Помогать власть имущим держать в покорности население государства? И все это повторяется и повторяется тысячи раз, но в различных вариантах. Для чего она нужна – разумная жизнь? Не лучше ли быть безмозглой амебой, как сказал чужак? И что будет с ними дальше?
И какая же хилая эта жизнь – незначительный сбой в ее последовательности сразу переворачивал все вверх ногами. И никто ни словом не заикнулся об этом! Только и долдонят: не греши, исполняй заповеди – это священники, или живи честно, не причиняй другим зла – это идеологи от науки.
Ну откуда Петру в молодости было знать, как на практике исполняются все эти заветы?! Ведь своя рубашка ближе к телу! Чужая беда никогда не вызовет сострадания, если ни разу не испытал боли на собственной шкуре.
И еще одно понял Петр, что для очень праведного и человеколюбивого отношения к людям, нужно быть деревянным пеньком в дремучем лесу, находиться подальше от людей. И то, какой-нибудь грибник споткнется о тебя и в лучшем случае ушибется, а в худшем – свернет себе шею. Для того, чтобы человек был хорошим для других, необходимо сразу же, после его рождения, закапывать его в землю, не давая контактировать с окружающими.
Петр пришел к выводу, что лучшим выходом из этой ситуации был бы запрет на рождение детей. А самым действенным: избавится от нарушителей, то есть – уничтожить всех людей и тогда некому будет нарушать заповеди, и некому будет причинять зло. Однако, люди существовали, и он в том числе, и для чего-то были нужны. И каждый человек хоть однажды, но что-то нарушил. Значит и заповеди и все придуманные самими людьми законы – неверны.
Именно потому, что Петр не умел верить, не знал как это делается и для чего это нужно, он не мог найти ответа в книгах. Петр отлично видел, что любое, даже самое безобидное действие человека в конце концов приводит к противоречиям между людьми, к нарушениям хороших взаимоотношений. К беде приведет и простейшее действие, если все станут поддакивать друг другу.
Невозможность понимания жизни людей в нормальных условиях, не пугала Петра, а лишь вызывала сарказм. Поняв, что он не сможет разобраться даже в обычной жизни, Петр плюнул на желание понять свое закольцованное однодневное существование. Но возникшая уже привычка вычитывать в книгах что-то новое, вела его в библиотеку, однако без прежнего энтузиазма, по – инерции.
К подвалу Петр подъехал поздно, около двенадцати часов: библиотекарша что-то там составляла, наверное отчет посещаемости, поэтому задержалась и выгнала его из-за стола в одиннадцать. Почти все были на месте, кроме милиционера. Возможно он занялся каким-то делом, или выскочил из петли, что было бы несправедливым по отношению ко многим из подвала. Себя Петр не включал в список обиженных.
Чужак неподвижно, словно статуя, сидел за своим столом. А за соседним поп, ссутулив плечи и уткнув нос в бороду на груди, сонно сопел, иногда по лошадиному всхрапывая. Петр заметил, что священник почти прикончил вторую бутылку, и, очевидно, витал где-то между небом и подвалом. Профессор сегодня читал лекцию более равномерно, слушатели сильно не дергались, внимали спокойнее, чем вчера. Висельник наверное уже подвесился – у стены его не было.
Петр подошел к пришельцу и водрузил на стол канистру с кислотой. Чужак шевельнулся и протянул руку в лохмотьях к бачку, подтянул к себе и стал крутить в разные стороны. Петр понял, что он не знает, как добраться до кислоты.
– Ну-ка, дай! – сказал Петр и взялся за ручку канистры. Но чужак намертво вцепился в принесенное богатство. – Я открою тебе крышку, – объяснил Петр: – Раз принес, то наверное забирать не собираюсь.
Пришелец отпустил сосуд, внимательно наблюдая за тем, как Петр отвинтил пробку.
– Ну и что ты с ней будешь делать? – хмыкнул Петр: – Пить, что ли?
– Угу, – буркнул чужак и сунул длинный палец внутрь бачка, вытащил и вроде бы понюхал или облизал. Хотя, как заметил Петр, нюхать у него было нечем: вместо носа и рта, на том месте где должно быть лицо,
