вроде все.
Старшой насупленно и сосредоточенно что-то быстро записал в большом блокноте.
Саша посмотрел вправо, туда, откуда звучал голос, назвавший его фамилию. И там, куда он посмотрел, стоял… Елки-палки… Мама моя дорогая! Там стоял Сахаров!
Там стоял Сахаров в зеленой куртке 'Аляска', стоял, сука, как ни в чем не бывало, и подмигивал Саше!
– Это… Привет, – опешив, пробормотал Саша. – А ты, это… Ты-то как здесь?!
– Ты забыл, старик, – сказал Сахаров, улыбаясь светло и нежно. – Путевок-то было – две.
София не произвела на Сашу особого впечатления. Он, правда, не успел ее толком разглядеть. В аэропорте группу оперативно посадили в автобус, и Саша увидел Софию только из окна. Столица Болгарии напоминала нечто среднее между московским проспектом Мира и киевским Крещатиком. Было как-то странновато. Вроде бы и заграница, а вроде бы и нет. Все было очень похоже, но немножечко не так. Люди отличались, это было заметно даже из окна автобуса. В лицах не было той озабоченной угрюмости, что Саша привык видеть у москвичей. И очередей Саша из окна автобуса не увидел. Прохожие были одеты пестрее и лучше, чем прохожие в Москве. Была все-таки трудноуловимая разница. Вместо привычных 'Икарусов' и 'львовских' автобусов ехали однотипные автобусы 'Чавдар', и Саша сейчас ехал в таком же. Он заметил, что в Софии много маленьких кафе. Надувались на ветру пузырями красные транспаранты с кириллицей. Только вместо 'КПСС' мелькало то и дело 'БКП'. А вместо одутловатой, лишенной какого бы то ни было выражения физиономии Черненко Константина Устиновича появлялось там и сям интеллигентное лицо Тодора Живкова. Бежали по широким улицам такие же, как в Москве, 'Жигули',
'Москвичи' и 'уазики'. Еще было много румынских 'Дакий' и гэдээровских потешных 'Трабантов'. Встречались польские 'Заставы', жутко похожие на 'Запорожцы' – те еще, старые, 'горбатые'. И иномарок было много, попадались 'Мерседесы' и 'Ситроены' с болгарскими номерами. Саша обратил на это внимание. В Москве иномарки с советскими номерами встречались редко.
В Софии было тепло, нулевая температура. Люди ходили по улицам без головных уборов, в легких куртках и плащах. Саша забеспокоился: как там, в горах, со снегом? Рильские горы невысокие, и ехать туда от Софии недолго, часа четыре…
Уж больно тут, в Болгарии, тепло. Словно услышав Сашины беспокойные мысли, представитель 'Балкантура' сказал в микрофон:
– В Софии последнюю неделю потеплело, весна в этом году ранняя. Но в горах снега очень много, катание прекрасное. Из-за обильных снегопадов даже были проблемы на дорогах.
Представитель сидел на вращающемся кресле, слева от водителя, и рассказывал в маленький микрофон о Боровце. Давал советы, как одеваться в горах. Говорил о том, какая культурная программа ждет советских гостей на курорте. Потом кратко поведал о успехах промышленности Болгарской Народной Республики.
Саша с любопытством глядел в окно. Он немного проголодался, с тех пор как съел вареную курицу и два кусочка свежего огурца в самолете. У него было приподнятое настроение, прекрасное настроение. Такое настроение приходит лишь тогда, когда сталкиваешься с чем-то очень хорошим и до сих пор незнакомым. Несмотря на узнаваемые детали социалистического быта, здесь была настоящая заграница. Здесь были приятные, незнакомые запахи, яркие, непривычные вывески. И пусть это был не Запад, но Саша сразу понял, что эта страна – уже намек на Запад, явное свидетельство существования Запада, преддверье Запада… Запад был совсем близко – это следовало из множества голландских и западногерманских туристов в аэропорту, из того, как свободно они вели себя, из того, как привычно и равнодушно смотрели на них и разговаривали с ними болгары.
'Европа – это такое дело… – подумал Саша. – Это тридцатью годами социализма не вытравишь. Что бы там Гаривас ни говорил – 'семнадцатая союзная республика'*, здесь даже воздух совсем другой'.
– Ты водку взял? – спросил Сахаров.
Он в самолете сидел рядом с Сашей, и в автобусе сел рядом.
– Угу, – рассеянно пробормотал Саша, разглядывая встречный двухэтажный автобус.
– Сколько бутылок?
– Три. А что?
– Старшому все не отдавай, – тихо сказал Сахаров. – Понял?
Саша покосился на Сахарова и подумал, что тот, чего доброго, намеревается с Сашей по-свойски бухнуть. Никакого желания у Саши не было бухать с Сахаровым.
Тот еще собутыльник. Комсомолец-доброволец, мать его. 'Военно-патриотический сектор', мать его.
Но Сахаров сказал равнодушно:
– Советская водка – это своеобразная валюта. Две бутылки прибереги. У меня были всякие случаи, я тебе потом расскажу. А старшой – алкаш. За километр видно, что алкаш. Он еще начудит, помяни мое слово. В загранпоездке руководитель группы – это очень важное обстоятельство. Если его сразу правильно расшифровать, то потом все намного проще.
– Что проще? – немного раздраженно спросил Саша.
Ему неприятна была деловитость Сахарова. Саша ехал к своей мечте, а этот комсомольский ловчила втягивал Сашу в свои разговоры.
– Все, – вполголоса сказал Сахаров. – Как расселиться. Как жить спокойно. Как нужные покупки сделать. Какую характеристику тебе потом напишут. Все.
– Ладно, – сказал Саша. – Ты извини, я устал немного. Ехать еще долго. Посплю.
Он нажал на большую кнопку в подлокотнике, спинка кресла ушла назад, Саша закрыл глаза.
Он действительно не прочь был вздремнуть. Рассматривать уже было нечего, автобус выехал на окраину Софии, за окном плыли обычные многоэтажки. Он задремал, а в автобусе между тем, как это принято говорить, 'царила приподнятая атмосфера'.
Этакое радостное возбуждение. Члены группы громко переговаривались, показывали друг другу на различные детали городского пейзажа, а несколько человек на задних сиденьях даже наладились петь хором.
Насчет снега Саша опасался зря. Уже через два часа пути стали попадаться небольшие снежные пятна на полях и обочинах. Пятна белели все чаще, потом превратились в некоторую припорошенность, потом все уже было в снегу – неглубоком, тающем, но дарящем надежду. А когда слева и справа от автобуса незаметно встали пологие лесистые горы, снега уже было совсем много, и чем выше в горы, тем больше.
Слева промелькнул одноэтажный магазинчик с вывеской 'Ski', и Саша успел заметить в большой витрине лыжи. Много лыж.
– Вот и Боровец, – сказал сбоку Сахаров.
– Дорогие гости, мы въезжаем в поселок Боровец, жемчужину зимнего туризма Болгарской Народной Республики, – сказал в микрофон представитель 'Балкантура'.
– Вас ждет комфортабельный отель 'Рила'. Вы будете поселены в двухместные номера. Обед через час. Питаться вы будете в ресторане номер два.
Автобус остановился. Саша жадно смотрел вокруг. Боровец оказался совсем крошечным. Он, кажется, и состоял-то из нескольких гостиниц.
'Отелей, – поправил себя Саша. – Тут отели. Гостиницы в Союзе остались'.
Саша вышел из автобуса и глубоко вдохнул холодный воздух. Пахло тут замечательно. Свежо. Пахло снегом, соснами, вкусной едой и еще чем-то незнакомым, но очень приятным – то ли специями, то ли легкой парфюмерией.
– Знаешь, Берг, первое, что чувствуешь за границей, – это запахи, – негромко сказал из-за Сашиной спины Сахаров. – Я это еще в Италии заметил. Всегда хорошо пахнет. А знаешь почему? Во-первых, много ресторанчиков, а во-вторых, полы моют специальными шампунями. А в туалетах – ароматизаторы.
И замолчал. Видно, вспомнил что-то про туалеты.
– Товарищи! Проходим! Следите за вещами, ничего не забывайте! – командовал старшой.
Саша вытащил из багажного отсека сумку и чехол с лыжами. Озираясь, он вошел в просторное, сверкающее никелем поручней и стоек фойе. За стойкой с надписью 'RECEPTION' сидели две улыбчивые
