Нельзя заниматься не своим делом! Она привыкла работать в престижном агентстве с финансовыми документами, беседовать с женщинами, желающими получить место в богатых семьях Англии, Америки и Франции, с родителями, стремящимися обеспечить своих отпрысков всем самым лучшим… Но совсем другое дело – заниматься этими отпрысками непосредственно. Надо же быть такой идиоткой!
Впервые в жизни она была готова отказаться от своего замысла. Хорошо бы связаться с Мэри и попросить срочно заменить ее кем-нибудь, кто уже оформлен и готов приступить сразу к работе. А самой откланяться.
Финна ей все равно не переделать. Что бы она ни сказала ему, какие бы язвительные слова ни подобрала, все останется по-прежнему. Он всю жизнь будет волочиться за женщинами, а пресытившись, бросать их, не задумываясь, что их ждет в дальнейшем. Можно ли заставить человека страдать от угрызений совести, если у того совести вовсе нет?
– Пойдите, освежитесь, а я пока покормлю этого маленького тирана, – весело предложил Финн и улыбнулся, показывая, что не намерен становиться в позу разъяренного хозяина.
У нее был такой несчастный, такой побитый вид! Уголки рта печально опустились, в глазах блеснули слезы. Финн вдруг обнаружил, что ему невыносимо жаль ее.
Что-то у нее случилось. Он хотел бы помочь, но, пока она не откроется ему, сделать этого не сможет. Что бы там ни думала Элинор Фарр, а ее любимая внучка не такая уж железная леди. Он готов взять на свои широкие плечи бремя, которое ее гнетет, ему не составит труда поддержать такую прелестную женщину, как Каролина Фарр. Даже приятно, неожиданно решил Финн.
Он усадил Софи на высокий стульчик и, пока она жевала тост с маслом, подошел к одиноко стоявшей женщине в забрызганном супом платье. Она такая же няня, как и он, очевидно, знает об уходе за детьми еще меньше, чем он сам. Ему было наплевать на всякие педагогические теории, просто он делал все, что мог, так как любил дочь и желал ей счастья.
– Передохните, – сказал Финн, удивившись неестественности собственного голоса – низкого и глухого. Каролина не тронулась с места. Теперь, стоя рядом, он ощущал исходящий от нее свежий цветочный аромат духов. А может, это присущий ей самой запах? Финн откашлялся.
– Дайте мне это. – Он имел в виду кусочки хлеба, которые она держала в руках. Он коснул ся ее рук и… понял, что произошло нечто совершенно неожиданное. Им внезапно овладело острое, безудержно сладостное чувство.
Каролина, кажется, испытала что-то похожее. По крайней мере, ее пушистые ресницы взлетели вверх и глаза удивленно вспыхнули.
Но уже в следующее мгновение она горделиво вздернула подбородок.
Нет, надо держать себя в руках! Иначе это может закончиться весьма плачевно, подумал Финн, наблюдая за покачиванием бедер уходившей женщины. Надо выяснить правду, узнать, почему она взялась за работу, которой явно не обучена, прежде чем…
Прежде чем – что? Значит ли это, что потом произойдет еще что-то? Вздор! Или нет?
Каролина нырнула в ванную и закрыла дверь. Прислонилась к ней, сожалея, что нет щеколды. Ей стало жарко и захотелось принять прохладный душ.
Одна мысль, что Финн может войти, приводила ее в ужас. От него исходила невероятно притягательная сила, против которой, как она убедилась за несколько часов своего пребывания здесь, она так же беспомощна, как и все остальные женщины, встречавшиеся ему на пути.
Каролина вспомнила свои ощущения, когда Финн тронул ее за руку. Он стоял так близко, что, качнись она хоть немного, непременно оказалась бы в его объятиях. Именно это желание пробудилось в ней от его прикосновения. Будто внутри нее что-то отозвалось на древний как мир зов.
Хотя она прекрасно понимала, с каким беспринципным ловеласом имеет дело. Довольно лезть в пасть тигра – нет, ни за что! Она, конечно, сумасшедшая, но не до такой же степени!
А в ванную, пока она принимает душ, он не войдет, благоразумно рассудила Каролина. Такие действия расцениваются как сексуальное домогательство. А за это можно и к ответственности привлечь!
Вернув себе боевой настрой, Каролина разделась и включила воду. Нет, сдаваться она не намерена. Это не в ее натуре.
Как она могла проявить подобную слабость, так раскиснуть от его доброй улыбки и заботливого предложения пойти освежиться, пока он присмотрит за Софи! От ужасного, непривычного ощущения собственной непригодности у нее даже слезы навернулись на глаза.
Но нет, план ее останется в силе, не будь она Каролиной Фарр! Она продержится, сколько сможет, пока не придумает, в какую форму облечь свою месть.
Двадцать минут спустя, надев белую майку и черные хлопчатобумажные брюки, высушив феном волосы, она бодро вышла из ванной.
Финн мог обвинить ее в недостаточном умении обращаться с детьми, но доказать, что она недобросовестна, ему не удастся.
Она нашла его в гостиной. Он лежал, растянувшись на диване, и смотрел по телевизору «Новости». Рядом, сияя карими глазищами, с ангельской улыбкой на личике, обрамленном тугими кудряшками, сидела совершенно голенькая малышка.
– Мы воспользовались моей ванной, – спокойно сказал Финн. – Ей пора укладываться, а мы не хотели вам мешать.
Наверное, как признательной прислуге ей следовало бы поблагодарить его за внимание к ней. Но Каролина не стала этого делать. Она не могла не обратить внимание, что он все время говорит «мы», будто бы его дочурка наравне с ним выражала свое отношение к происходящему.
Опасаясь, что она может смягчиться, Каролина сухо ответила:
– Хорошо, мистер Хеллиар. Я сейчас ее уложу.
Она взяла девочку, моля Бога, чтобы та не расплакалась, потому что не знала, что в этом случае делать.
