непоправимый удар по престижу СС. И Хауссер совершил Поступок…
Остатки батальона майора Столярова расположились на отдых возле здания бывшей гостиницы. Несмотря на отсутствие большинства стёкол, в некоторых номерах, при известной смекалке можно было жить. А поскольку советский боец, как известно, неприхотлив, то можно сказать, что танкисты расположились со всеми удобствами. И даже с роскошью, поскольку спали на кроватях, что на войне являлось делом практически неслыханным. Непонятно почему им дали целых три дня отдыха, и «чумазые» наслаждались передышкой. Нет, конечно, днём все занимались техникой. Готовя её к предстоящим в будущем боям. Перебирали двигатели, насколько могли и хватало умения, приводили в порядок ходовую часть, готовили боеприпасы, узнавали обстановку на фронте и в городе. Столяров целыми вечерами просиживал за вручённой ему на неизвестном полустанке брошюрой о новом немецком танке, мучительно выстраивая тактику боя с таким противников. По всему выходило, что встреча с «тиграми» закончится для его ребят большой кровью… Майор гнал от себя эти мысли, но факты говорили ему одно и то же — против «T-VI» у «Черчилля» шансов практически нет. Если только из засады, в упор, с тыла, где броня потоньше…
В холле играл патефон. Звучала любимая в батальоне «Рио-Рита». Столяров сидел на венском стуле с гнутыми ножками и отхлёбывал огненно-горячий чай из жестяной кружки, наблюдая, как его танкисты кружатся в танце. Сам он танцевать не любил, но музыку ценил, и частенько мурлыкал себе под нос запомнившиеся мелодии. Его радиотелеграфистка Татьяна в этот раз танцевала в паре с командиром одной из уцелевших машин Петром Волковым. Вообще её отношение к майору вдруг резко изменилось. Девушка стала холодной в общении, прекратились так помогавшие ему разговоры. На вопросы стала отвечать чётко по уставному, словом, в экипаже появилось какое-то напряжение. Ребята ничего не знали, и на расспросы Александра только пожимали плечами. Вот и сейчас она самозабвенно кружилась в ритме танго. Рядом с ней топталось ещё несколько пар. Это заглянули на огонёк местные жительницы. Уже всю округу облетела весть о том, что рядом на постое танкисты, молодые крепкие парни. А поскольку с мужским полом в Харькове был известный дефицит, то девицы на выданье быстро протоптали в гостиницу дорожку, надеясь на известное женское счастье: а вдруг повезёт? Внезапно хлопнула дверь, и появился лейтенант с петлицами связиста. Окинув веселящихся взглядом, и уверенно высмотрев майора, направился к нему.
— Майор Столяров?
— Так точно.
— Вам пакет. Получите и распишитесь…
Александр пробежал приказ взглядом и решительно поднявшись, подошёл к шипящему музыкальному агрегату, затем снял иглу с толстой щеллачной пластинки. Раздался недовольный гул, но он рявкнул:
— Батальон! Тревога! Приготовиться к маршу. Выход из расположения через двадцать минут! Вещи — с собой. Уходим, орлы!..
И опять ночь. Крутящиеся в свете фар снежинки. Искры из выхлопных труб. Пробитые сугробы и вытаскивание застрявших машин… Утром Столяров уже докладывался командиру первой гвардейской бригады о прибытии. Полковник, командир части, был озабочен и зол. Он подвёл Александра к карте, разостланной на столе, и показал нанесённую на неё обстановку.
— Смекаешь, майор?
Тот окинул взглядом многочисленные синие и красные стрелки, охватившие Харьков со всех сторон и кивнул головой.
— Вот. А мне приказывают уже завтра овладеть Синельниково. А туда — только через Перещепино…
— Ясно, товарищ полковник.
— Ничего тебе неясно, майор! Мне обещали танковый полк поддержки! Там эсэсовцы стоят, твою мать!
Неожиданно вскипел командир.
— А прислали пять ленд-лизовских уродов! Всего! В общем так, комбат. Бери своих и вперёд. Перещепино взять и доложить. Теперь ясно?
— Так точно. Ясно.
— Идите…
Александр оставил танки в небольшом овраге, а сам в сопровождении пехотных командиров отправился в спешно отрытые окопы для рекогносцировки.[16] Стёкла бинокля внимательно следили за развалинами станции, в которых засели немцы. Майор слушал пояснения пехотинцев, а сам отмечал про себя ориентиры для поддерживающей будущую атаку артиллерии и прикидывал маршрут атаки… Всё поле перед городком было изрыто воронками, исполосовано многочисленными следами гусениц и бойцов. Лежали застывшие в последнем движении трупы людей. Наконец он решился…
Пушки вели частый огонь из всех имеющихся стволов. Разрывы снарядов сплошной стеной закрыли Синельников, и казалось, что ничто живое там уцелеть просто не могло. Но Столяров ошибался — едва загремело могучее «Ура!» и в атаку двинулись цепи пехоты с редкими, медленно ползущими по глубокому снегу танками, как в ответ ударили хлёсткие выстрелы длинноствольных 75-мм орудий немецких самоходок. А потом, Александр просто не поверил своим глазам — из развалин навстречу выдвинулись «Т-34» и «КВ» с крестами на броне[17] и открыли огонь по наступающим…
— Трофейные, мать твою!
Выругался Дмитрий, прильнувший к своему смотровому прибору.
— Бронебойный!
— Готово!
— Огонь!
Бабахнуло пушка, но снаряд с воем отскочил от массивной башни «Ворошилова» и зарылся в снегу. Столяров закусил губу.
— Бей! Не переставать! Олег! Вперёд!
«Лейланд» взревел, и массивный «Черчилль» медленно двинулся вперёд. Танковое орудие беспрерывно стреляло, но результаты огня были удручающе ничтожны. Болванки рикошетили от брони танков врага. Ответный удар противника был гораздо эффективнее — уже не один советский танк пылал в смрадном пламени соляра. Выскочившие из пламени погибающих машин немногие уцелевшие танкисты катались по снегу в попытках сбить пламя с промасленных комбинезонов, не обращая ни на что внимания, и замирали после пуль, выпущенных в них пошедшими в контратаку врагами…
— Товарищ майор! Шестой не отвечает!
Позвенел в наушниках голос Татьяны. Александр крутанул перископ — «МК- IV» с бортовым номером «6» застыл, завалившись на бок в огромную воронку. Тут же открылся башенный люк, но из него вырвался не кто-то из танкистов, как ожидал майор, а огромный столб пламени, ударивший в небо.
— Держись!
Вопль механика перекрыл даже грохот дизеля — в тот же момент хлёсткий удар потряс всех, находящихся в танке. Послышался крик Ивана, которому досталось больше всех — снаряд из «оффенрора»[18] ударил точно в борт именно в том месте, где находился наводчик. Мгновенно отсек экипажа наполнился едким дымом. Двигатель смолк.
— Все целы?!
— Ваня… Ранен…
— Что с машиной?!
— Попробую, товарищ командир…
Послышался свист стартёра, заглохший было «Лейланд» вновь ожил.
— Давай назад, потихоньку, Олег!..
На мгновение пахнуло морозным воздухом. Столяров удивился — откуда? Оплавленная дырка в борту подсказала ответ. И в этот момент вновь ударил гром… Майор пришёл в себя от острой боли и открыл глаза — его обнажённую кисть лизали языки огня. О, чёрт! Зашипев, словно рассерженный кот он выдернул из креплений огнетушитель и ударил торчащей из него головкой по стене. Ярко-красный цилиндр заурчал, и из его сопла вырвалась мутная струя пены, быстро сбившая пламя, вырывавшееся из стенки моторного отсека. Внутри сразу наступила темнота. Остро пахло горелым и ещё чем-то, мучительно знакомым. Кое-как
