По всем землям, включая и те, где расселились потомки Каина, прошел плач и горькие стенания. Адама любили и чтили, он оставался единственным непререкаемым авторитетом, судьей и учителем. А с его смертью, все чувствовали, мир в самом деле распадается на части.
Через семьдесят лет после его смерти Ева, плача, призвала Сифа.
— Дорогой сын, я тоже скоро уйду вслед за своим мужем. Мне горько покидать вас, но я буду счастлива наконец-то соединиться с Адамом! Тебя прошу только об одном, как создателя этой чудесной вещи — букв, опиши нашу жизнь с Адамом в назидание потомкам! Ничего не скрывай, ни ошибок наших, ни заблуждений.
Он сказал тяжело:
— Я это сделаю, мама.
— Только сделай так… Я видела в вещем сне, что Господь возжелает за грехи уничтожить род людской, и очень немногие спасутся… Так вот для спасшихся ты опиши нашу жизнь, но не на песке, а на камне и глине.
— Да, мама.
— Ты знаешь, почему?
— Нет, мама. Но я сделаю все, как ты говоришь.
— Если Господь в гневе своем, — сказала она печально и вздрогнула, — захочет сжечь землю, то камень потрескается и рассыплется, но глиняные таблички только станут крепче! Если же вознамерится наслать потоп, то глиняные растворятся, но каменные стелы уцелеют.
Он кивнул.
— Да, мама. Но я не понимаю, почему ты такое говоришь. Ты все еще молодая и сильная!
Она слабо улыбнулась.
— Мы, Первые, такими и должны оставаться, несмотря даже на то, что согрешили. Я умру завтра, сын. Оплакивать меня можете шесть дней, не больше. И не в субботу, конечно.
Ева умерла через семьдесят лет после Адама, и с того времени повелось, что женщины обычно живут дольше мужчин. А Творец, чтобы не открывать людям могилу Адама, сам похоронил ее в той же пещере, где покоился Адам.
Города все так же назывались городами, хотя теперь частоколом из шестов или даже заостренных кверху бревен ограждали разве что большие села. Города защищают себя от набегов соседей высокими каменными стенами, сложенными из тяжелых глыб и скрепленных раствором из сырых яичных желтков и свежего творога, что, застывая, сам становился крепким, как камень.
Но и такие города нередко рассыпались в прах под ударами соседских племен, ибо сказано, что нет более ревнивого человека, чем живущий поблизости. С ним сперва дружба, а потом начинается соперничество за колодцы, за пастбища, за оливковые рощи, за места для полей…
И еще можно бы договариваться, если бы население не росло. Земля не растягивается, и вот каждый начинает думать, как отнять ее у другого. Но другой так просто не отдаст, его нужно убить, а жен и детей взять в рабство…
И вот, собрав большое войско, один город идет войной на другой. Но и тот, помимо того, что и сам укрепил стены и собрал войско, но еще и других соседей позвал на помощь, обещая разделить со всеми земли и богатство побежденного…
Хемуэль, сын Кетцакля и внук Шехера, создал могучий союз городов и на их основе — громадную державу, чье имя приводило в ужас соседей. Он гордился, что ведет свой род по прямой от великого Каина, первого человека, у которого хватило отваги убить противника. И хотя Каин всего лишь убил, а не снимал кожу заживо, как делают сейчас, не выпускал медленно кишки и не ломал каждый день по одной кости у противника, чтобы продлить мучения, но он подал пример, и на знамени Хемуэля отныне горело имя первого отважного человека, посмевшего убить родного брата.
Ему уже недостаточно было водить лично или даже просто посылать армию на завоевания: устрашенные племена и народы сами присылали послов, признавая власть Хемуэля, и пригоняли толпы девственниц на жертвоприношение.
— У меня не осталось противников, — пожаловался он однажды советникам, — с кем я могу сразиться, чтобы насладиться победой?
— Тебе нет равных, — отвечали советники.
— Ты сильнейший в мире, — отвечали другие.
— Сильнее тебя нет, — говорили третьи, — только Творец выше…
Хемуэль встрепенулся.
— Творец?
— Ну да, — ответили советники смиренно, — создавший весь этот мир, всех животных, реки и горы…
Хемуэль прервал:
— Но я видел, как народы поклоняются разным богам. У одних боги в виде быков, у других — крокодилы, у третьих так и вовсе змеи…
— То дикие народы, — объяснили советники. — Совсем одичавшие. Они забыли, что мир сотворен одним всемогущим Создателем.
Хемуэль спросил:
— А как же их боги?
— Тех богов сотворил тоже Творец, — ответили советники смятенно. — Он много чего творил, многое уже забыто. Так вот те боги, которых он сотворил, и стали богами в диких племенах и народах! А Истинный, который сотворил все, живет на небе. Потому оно и затянуто всегда тучами, что Он там и следит за нами.
Хемуэль задумчиво посмотрел на небо.
— Ну что ж… Вы подсказали мне хорошую мысль! Это и есть настоящий противник, с кем не стыдно сразиться.
Советники в ужасе пали ниц, а Хемуэль велел выстроить самую высокую на свете башню.
Соседние государства вздохнули с облегчением: неистовый Хемуэль забыл о завоеваниях и вовсю строил башню небывалой высоты. Со всех сторон караваны бычьих упряжек тащили гранитные блоки, тысячи рабов поднимали с помощью различных устройств, и башня быстро росла.
Однажды, когда тучи опустились так низко, что почти задевали вершину башни, Хемуэль возликовал, до небес уже немного, в великом нетерпении велел принести ему его богатырский лук.
Советники пытались отговорить, еще рано, но Хемуэль рявкнул, все в ужасе замолчали, а множество слуг, сменяя друг друга на лестнице, спотыкаясь и падая, с великим трудом взнесли на вершину башни знаменитый лук царя-богатыря.
— Побыстрее, черепахи! — грянул Хемуэль. — Где стрелы?
Перед ним услужливо, трепеща от страха, держали тулу, полную длинных стрел с белыми лебедиными перьями в расщепе, крепко примотанными просмоленными нитками. Хемуэль выхватил стрелу, мигом наложил на тетиву, сам трепеща от нетерпения.
Страшно заскрипела тетива. Гигантский лук начал сгибаться, слегка потрескивал, ибо никогда хозяин не натягивал тетиву с такой мощью. Все затаили дыхание. Невиданно вздулись мышцы царя-богатыря, он задержал дыхание, еще чуточку оттянул тетиву, так что наконечник едва не коснулся широкой дуги великанского лука.
— Всевышний! — крикнул он дерзко. — Я вызываю Тебя на бой!
Тучи проносились над головой быстро, в них иногда погромыхивало, но ответа Хемуэль не дождался.
— Держи! — вскрикнул он мощно.
Стрела вжикнула, звонко щелкнула тетива по большому пальцу царя, брызнула кровь, но он даже не ощутил боли. Как и все, смотрел неотрывно вслед стреле, что мелькнула белым пером в тучах, исчезла…
