сторону его позиции, ободренные морпехи перебежками скачут меж террас — они тоже не чураются славы. Отчаянные ребята. Будь у меня настоящая жизнь, как у них, ни за что не полез бы под пули. Вот очередной храбрец взмывает над поверхностью и снова резко ныряет вниз. Марсиане отрабатывают маневр сближения.
Вид выхлопа ранца от взмывшего над камнем легионера толкает меня в спину — кто-то из наших жив. Легионер, смертельно рискуя, мчится к умолкшему крабу, чтобы перезарядить его. Массивный предмет в его вытянутых руках — зарядный картридж. Новая серия вспышек, на этот раз меньше чем в полукилометре от моей позиции, — жидкий огонь прикрытия.
Марсиане быстро замечают новую мишень. Трассы устремляются к нему, отчаянно маневрирующему на максимальной тяге. Всплеск досады — как же так, я же теперь сам по себе! Я распрямляю ноги. Огромная перенапряженная пружина, я оставляю свою драгоценную ношу и скачу вверх, не успев осознать, что делаю. Проклятые инстинкты. Вид собрата, попавшего в беду, включает скрытые резервы. Хвост выхлопа вот-вот спалит мне спину. Я возношусь по прямой, подобно стартующему реактивному снаряду. Через секунду огонь перенесут на меня: средства обнаружения наверняка уже вопят во все горло, сигнализируя о цели в опасной близости. И тут долгожданная ярость захлестывает меня. Нужные подпрограммы шевелят мышцами, корректируя мое положение. Я подгибаю ноги. Это солдат деловито подключается и шевелит расширенными ноздрями, выбирая цель. «Геката» часто дергается, брызжа в стороны голубоватыми струями противоотдачи.
Такблок, умница, не забывает отмечать уничтоженных мной противников. Наслаждение зарождается в груди, делая мир слегка заторможенным. Мои движения со стороны, должно быть, сейчас немного дерганны. Пусть это нелепое дерганье будет последним, что увидит какой-нибудь бедолага-морпех в этом мире. Это танец смерти. Я исполняю его с редким искусством, отточенным сотнями тренировок и подкрепляемым сознанием того, что граница жизни пройдена. Я перескочил барьер, за которым становится все равно, жив ты или мертв. Всепоглощающий азарт, веселая злость, необъятное чувство превосходства, холодное равнодушие к боли — пошла прочь, неуклюжая баба с косой, — я пьяный комендор на изувеченной палубе, под картечным огнем банящий пушку; я пилот-камикадзе, выполняющий свой последний противозенитный маневр, перед тем как врезаться в надстройку вражеского крейсера; я один из серой пехотной массы, что, отчаянно вопя, мчится по изрытому снарядами дымному полю, петляя среди обрывков колючих заграждений, навстречу огонькам дульных вспышек, каждый из которых бьет меня прямо в сердце. Меня рвет и толкает огненным вихрем. Я продираюсь сквозь сверкающий ливень. Трассы тянутся ко мне со всех сторон. Кровь из насмерть прикушенной губы мелкими шариками плавает внутри шлема, пятная поверхность лицевой пластины. Меня избивают тяжелыми палками. Кувыркаясь, я теряю инерцию. Я приземляюсь, нет — я падаю на бурые хлопья, что тут же распадаются и образуют вокруг меня непроницаемую для лазеров завесу пыли, я мячиком отскакиваю вверх, под обжигающие сигналы сгорающих датчиков, чудом не попав под плазменный пузырь, вздувшийся на месте, где я только что находился. И вновь бросаюсь вперед. Уже не отвечая на огонь. Стремясь лишь к одному — скорее оказаться среди своих.
К востоку от меня краб-2 начинает свою атаку, не давая поднять головы шокированным марсианам.
— Ты откуда взялся, Ролье? — изумленно вопрошает Дюруа Седьмой.
— С восемнадцатого поста.
— Далековато. Враз не дойдешь.
— Да уж. Пришлось постараться.
Я отдаю ему магазин из собственных запасов.
— Здорово, — по-детски радуется Жорж. — Ребята последнее расстреляли, когда меня прикрывали.
— Много вас?
— Со мной семеро. Соренсен за старшего. Отходим к «Зонтику».
— Я так и подумал.
— Ты вовремя. Мне даже ответить нечем. Я уже решил— все, каюк мне.
— Я тоже. Краб-то цел?
— Цел. Принес ему свежий картридж. Это он тебя прикрыл.
— У тебя СНОБы есть?
— Есть пяток. Толку от них. — Жорж машет рукой. — Помехи плотные. Похоже, где-то над нами станция постановки.
— Дай один. Со мной краб был. Отправлю ему пакет, если цел.
— Это он на правом фланге переполох устроил?
— Он. Я хотел там прорываться. Не вышло. Пришлось свою задницу спасать.
— Уходить надо. Сейчас марсиане с воздуха дадут. Наделали мы шороху.
— Ага. Погоди минуту. Дай очухаться.
Мы восседаем на россыпи щебня в трех метрах друг от друга. Выступ каменной террасы козырьком нависает над головой — идеальное укрытие от навесного огня. Я постепенно прихожу в себя. Возвращаюсь к жизни. Оглядываю амуницию. Кристаллы льда на поясе — остатки воды из внешней фляги-термоса, пробитой навылет. Нижние тепловые датчики вынесло. Еще одно отверстие в штурмовом ранце. Повезло — пуля чудом не задела одну из запасных батарей. Если бы пробило — меня бы разнесло к чертям. Эти кремнийорганические аккумуляторы — настоящие бомбы замедленного действия.
Дюруа внимательно наблюдает за мной.
— Жос, у тебя левая наплечная сзади на честном слове. Борозда с палец. И выгнута напрочь. Неудобства не ощущаешь?
Я невесело ухмыляюсь.
— Для четырех попаданий терпимо.
— Безбашенный ты, — с непонятной интонацией говорит Жорж.
— Тебе что, плохо от этого? — беззлобно огры-заюсь я.
— Мы тебя за это недолюбливали, придурки. А в драке такая резьба самое то. Тут совсем не так, как на тренировках. В общем, здорово, что ты появился.
— Это от глупости. Я бы сейчас уже к базе подбирался.
Дюруа разворачивается ко мне всем корпусом, чтобы не крутить головой. Глаз его не видно — отсветы голубоватого сияния превращают его лицевую пластину в непроницаемое серебристое зеркало. Я лениво думаю, что мы нарушаем одно из главных правил — не смотреть в одном направлении, наблюдать каждый за своим сектором. Зверь беспокойно шевелится от пристального взгляда.
— Зачем тебе к базе, Жос?
— Не твое дело.
— У тебя какой-то приказ?
— Можно и так сказать, — усмехаюсь я.
Помолчав, Дюруа делает новую попытку:
— Ты правда с самим Генералом говорил?
— Правда.
— И какой он?
— Старый очень. Весь в морщинах. На птицу похож. Упертый, словно танк. Ничего общего с картинками.
— А у меня вот даже шеврона нет…
— Теперь будет, — успокаиваю я.
— Брось, Жос. Нас выбьют скоро. Всех до одного.
— Ну пока-то мы живы.
— Хватит, Жос. Я же не идиот. Все понимаю. На кой хрен мы стрельбу-то открыли?
— Это ты у ковбоя нашего спроси.
— Я б спросил. Только он, сука, уже не ответит. Ты не думай, я не сомневаюсь. Просто глупо все как- то.
