пожаловаться, так? И еще — проверить, найдешь ты еще кого-нибудь из Народа или нет. Угадал?
— Угадали, — девушка перевела дыхание.
— Ну тогда — прощу! Верхом ездить не доводилось еще? Ничего, все когда-то бывает в первый раз. На самом деле на лошади — проще чем на велосипеде. Она не падает — раз, педали крутить не нужно — Два. И не так трясет, когда по тропинке едешь.
Как трясло бы на велосипеде — неизвестно. Организму в общем-то все равно, что или кто его везет. Вот как именно — это дело другое. На всяческие неудобства непривычный крестец очень чутко реагирует. «Хорошо, что не вскачь, — Татьяна отвела рукой очередную ветку. — Интересно, как же он тут ездит? Так недолго и всадником без головы стать. Всадницей. С отбитой…» Додумать мысль не получилось — распрямившаяся ветка хлестнула по спине, чуть не сбросила на землю. И-эх!!! Как это она, интересно?! Вроде бы в другую сторону отводила!
— Не проламывайся, лучше отклоняйся. Скользи через ветки. А ты все пытаешься с лесом силой справиться. И боишься при этом. Не бойся и не воюй. Стань его частью.
Шагавший чуть впереди ведун даже не оглянулся. И кепка его пятнистая не дернулась. Лошадь свою, между прочим, он не вел. Сама шла, изредка пофыркивая хозяину в ухо. Наверное, неумелая всадница доставляла ей не меньше неудобств, чем седло — Татьяне. Или просто ревновала кобылка. Изредка Гривна неодобрительно поглядывала на свою спину — причем именно на спину. Большой темный глаз старательно уходил в сторону от нервного груза.
— Хоро…шо бы. Насчет части. Леса, — слова выскакивали в такт толчкам по копчику. — А как?
— Попробуй, со временем привыкнешь. Только на рожон не лезь. И на сук не напорись. На этот!!!
Девушка едва успела нырнуть лицом в терпко пахнущую гриву. По волосам тут же с шелестом прошлись бурые дубовые листья. М-да, попробуй, проскользни через такую веточку! Тут уж кто через кого — вопрос. Ответ на который ясен и ежу. Татьяна вдруг представила себе ежа, задумчиво чешущего лапкой колючий затылок — и прыснула прямо в настороженное ухо. Тут же по носу больно щелкнуло, а седло попыталось выпрыгнуть из-под наездницы.
— Ну-ну, не шали! — хозяину все-таки пришлось схватить под уздцы заплясавшую на месте лошадь. — А вы, сударыня, не пугайте животное. Оно, между прочим, и без этого не сразу согласилось вас везти.
— Я могу и пешком пойти.
— Не можешь. Тут снега тебе по колено, а по снегу ходить — уметь надо.
— А я за вами и за лошадью. Вон какая тропа!..
— Сказано — верхом, значит, верхом. Вот в чем твоя беда — все лучше других знаешь и видишь. Только не думаешь при этом, что именно. И почему все именно так, а не иначе. Ты не злись, — Саша все-таки обернулся. — Это не в упрек, это для науки. «Возлюби розгу учителя» — слышала?
— Слышала. Только там, по-моему, не розга, а трость.
— Хочешь тростью? — изумился ведун. — Да ты только скажи! Тут неподалеку орешник есть, так я живо! А если серьезно, то пешком тебе как раз нельзя. Даже если я за руку поведу. Туда, куда я веду, — нельзя. И не пройдешь, не для чужих это.
— А я разве чужая?! Вы же сами говорили — Древняя Кровь, одна из нас!..
— Древняя Кровь сейчас много у кого есть… Голову! — Волосы взъерошил очередной сук. — На тебе сейчас метка стоит, понимаешь? Печать, сигнал — как хочешь, так и назови. На тебя теперь наша охрана Должна как на чужака смотреть. И не только она. Что, Думаешь, Олег тебе лично глаза от дома все время отводит? А если бы ты пришла, когда его нет поблизости? Тут все просто, Татьяна. «Свой — чужой». Как на самолетах.
Про самолеты ей уже доводилось слышать. Сейчас больше интересовало другое. Сквозь сжатое оби- Дой горло все-таки удалось протолкнуть:
— А… Снять?..
— Что, метку?! — Саша даже приостановился на мгновение. — Сама — и не думай! Такого наснимаешь — ни один экстрасенс не поможет! И психиатр, кстати. А из наших никто не возьмется, кроме самого Олега.
— Почему? Потому что он главный?
— Нет, не поэтому. Он вязал — ему и развязывать. Просто взять и убрать метку ко всем чертям — это и я бы смог. Хоть сейчас. Но не буду. И знаешь, почему? Это, я думаю, для твоей же пользы. Что-то он измыслил такое, чего мне пока что не видно. Хотел бы Олег от тебя раз и навсегда избавиться — ты бы вообще забыла, что с нами встречалась. Ладно, вот приедем, расскажешь все — может, что и прояснится.
— А долго ехать еще?
— Нет, не долго. Считай, уже приехали. Сама спрыгнешь или снять?
— Сама.
— Н-ну, как хочешь. Тогда слазь — и пошли, — Саша скинул ружье с плеча, перехватил поудобнее и растворился в кустах. Облетевших — только прутья из снега — но таких густых, что серо-зеленые пятна на одежде пропали из вида сразу же.
Легко сказать — слазь! Это в кино герои запросто прыгают с лошадей. Из любого положения и на любой скорости. А живая лошадь — она, между прочим, высокая. Не шкаф, конечно. Но явно повыше велосипеда. И спускаться с нее не так уж удобно. Минуты через две Татьяна все-таки сползла по черному боку. Пошатнулась. Земля почему-то не хотела стоять на месте, мелко подрагивала и норовила выскользнуть из- под ног. Причем скользила одновременно в разные стороны.
— Сударыня, вы скоро? — донеслось из-за кустов. Придется идти. Ходят же моряки по кораблю в шторм.
Это где же он умудрился пролезть?! Ветки шиповника и терна приглашающе помахивали колючками. Сплошная стена, ни тропинки, ни даже просвета. Мышь, возможно, здесь и сумела бы проскользнуть. Худенький молодой мышонок. Толстый оставил бы на кустах половину шкуры. Вместе с ушами и хвостом.
— Иди, иди, — раздалось совсем рядом. — Поверху посмотри.
Верхнее зрение показало те же самые шипастые ветки. Только и разницы, что удалось различить быстро гаснущий след, свернувший с тропинки в непролазные дебри. Пойти по нему? Татьяна для проверки дотянулась рукой до прошлогодних листьев, застрявших среди шипов — мало ли, вдруг наваждение какое- нибудь? Вдруг этих кустов на самом деле нет? Чуть шершавые пластинки вздрогнули, похолодили ладонь.
— Ступай, не бойся. По моему следу иди. Ну-ка, шаг вперед!
И она сделала этот шаг. А потом — еще один. Зажмурившись, прикрыв лицо руками. Колючки скользнули по ладоням, по локтям, прощекотали… И пропали.
— Открывай личико, Гюльчатай, открывай! Прошла уже!
Она оглянулась. За спиной подрагивала та же самая непроходимая стена. За спиной! Татьяна с удивлением посмотрела на свои руки — ни единой царапины! Только зудящие красные полосы. Почесывалось, впрочем, все тело — даже ступни. Хотя их-то оцарапать никак не могло!
— Что это, Саша? Иллюзия? — она протянула руку к кустам — и тут же отдернула, уколовшись.
— Можно и так назвать. А вообще-то это гораздо… — ведун посмотрел на заросли, чуть пошевелил губами, — мощнее, что ли. Другой уровень. Иллюзия — это когда видишь и чувствуешь то, чего на самом деле нет. Морок, одним словом. А эти кусты — они и есть, и их нет. Весной они цветут, осенью облетают — но пройти можно насквозь. Чешешься?
— Ага, — в самом деле, руки зудели ужасно. Как после пиршества комариного роя. Ничего себе иллюзия! — Так что же меня укололо, если там ничего нет?
— Память. Я не шучу, — Саша чуть кивнул, встретив ее взгляд. — Лес помнит, какими были и должны быть эти кусты. Ты помнишь, какие они колючие. А полосы — это от тех мест, на которых раньше были ветки.
— А как же верхнее зрение? — Татьяна снова оглянулась. Присмотрелась. Никакой разницы — эти кусты или вон те, шагов на двадцать в обе стороны. — Тоже память?
— Тоже. Просто закрепленная. Я еще студентом одну статью читал, про кирлиановские фотографии растений…
