— А как у вас?
— А ты приходи, посмотришь. Или боишься, что поймаем и в жертву принесем? — Наташа чуть прищурилась. И насмешливо, и оценивающе.
— Запросто. И поймаете, и принесете. Особенно если я сама к вам пришла.
— Разбираешься — это хорошо. И осторожная — это тоже хорошо. Сказать честно? Если бы вот так сразу согласилась — встретились бы и распрощались почти сразу.
— Почему?
— Терпеть не могу искателей приключений и скучающих самоубийц. Пусть сами вешаются. А то понадеешься на них, начнешь что-то серьезное делать — и все. Кто полез, куда не просят, кому страшно стало, запаниковал… Он, видите ли, не такого хотел, а пикничка с винцом и девочками у костерка! — Наташа сплюнула. Зеленый огонь в глазах полыхал недобро. Не иначе, вспомнился какой-нибудь случай из жизни. Вполне конкретный случай с любителем пикников. Интересно, что с ним стало? Судя по виду Наташи, зажарили на медленном огне, а остаток в порошок стерли. Или очень хотели, но не получилось. Поэтому с такой злостью и вспоминают.
— Вы не боитесь, что приведете… еще одного Игорька?
— Не боюсь, — злой огонь погас, сменился веселым блеском. — Рекомендация хорошая.
— Какая? — не сразу поняла Татьяна.
— Ну как же, а Олег Алексеевич и прочие? — Наташа удивилась вполне искренне. — Как ты думаешь, стали бы они этому… — слово угадалось по губам, — что-нибудь рассказывать? Тем более учить? Таких Олег сразу отсеивает. При первом разговоре. Такие просто уходят и забывают, где были.
— Так, может, и Игорь этот?..
— Может быть, может. Хотя вряд ли.
— А вы сами Олега видели?
— Нет, не видела, — Наташа почему-то отвела взгляд. — Из его помощников кое-кого. Достаточно крутых, кстати. Того же Александра, еще нескольких…
— Во время эпидемии?
— И тогда, и раньше. Ладно, насчет встречи договариваться будем?
— Пока не знаю. Подумать надо. Если надумаю — через Алену передам.
— Можно и еще проще. Записать есть на чем?
— Найдется, — Татьяна достала тетрадку с конспектом.
— Вот и хорошо! Значит, слушай: первый телефон — это рабочий, с девяти до обеда…
«Сфинкс» действительно перепечатал злополучную статью. Все честь по чести, со ссылкой на «Желтогорский Гайд-парк», с указанием автора. Правда, насчет дополнительного гонорара и всего прочего разговора в редакции не получилось. Не стали разговаривать. Мол, деньги получены — чего еще нужно? Надо будет, хоть в «Нью-Йорк тайме» продадим. Если возьмут, конечно. И вообще, свобода информации… Журналистская этика… Вот если бы вы продолжали на нас работать, можно было бы и придумать что-нибудь! А так — извините, у нас не благотворительный фонд. Но ссылаться на перепечатки, конечно же, можете. Гордиться надо, девушка, что вашей статьей заинтересовались! Гордиться, а не претензии предъявлять!
Заинтересовались. Причем многие. Правда, газетки помельче ссылались уже только на «Сфинкс». В нескольких таких перепечатках Татьяна не нашла пары-тройки своих абзацев — зато появились те, которые она не писала и написать не могла. В самых благопристойных случаях статья была урезана редакциями — и снабжена огромными комментариями, разъяснениями, примерами, дополнениями…
Потом начались «письма читателей». Вполне возможно, что часть из них писалась в тех же редакциях. Но только часть. Лавина нарастала, раскаты ее громыхания вырвались за пределы «мистических» газет и журнальчиков. Осторожно отозвались вполне серьезные издания. Соседка с восторгом рассказывала матери, как «настоящие нелюди» раскрывали свои тайны в одном из полуночных телеоткровений. Наконец в конце апреля Татьяна скользнула взглядом по книжному лотку-прилавку — и обомлела.
Две яркие глянцевые обложки. Не слишком понятно, кто или что на них изображено: огромные яркие буквы закрывали почти весь рисунок. «Тайны Древнего Народа» — на одной. «Древний Народ, XXI Век: сенсация или миф?» — на второй. Быстро, однако… Взяла с интересом, открыла настороженно — и брезгливо положила на место. Те же статьи и комментарии, сведенные воедино — и поданные под таким приторно-желтым соусом, что глядеть тошно. Не то что читать. И ведь многие купят, а сколько из них еще и поверят написанному? Половина? Три четверти?
Уши и щеки обожгло. Татьяна шла по людному проспекту и больше всего на свете боялась встретить знакомых. Не однокурсников, не соседей по двору и не школьных подруг. Олега Алексеевича боялась разглядеть. Или Михаила. Или кого-нибудь еще из Древних, с кем успела познакомиться летом. Ведь наверняка купят — если уже не купили. И прочитают. А догадаться, с чего все началось… Да что там догадываться! Еще и подумают, что это она, именно она продолжает свою карьеру. В самом деле, написала статейку, так почему бы и книгу не написать?!
Никого не встретила. Пришла домой, заперлась в комнате и уставилась в потолок. Правильно ее выгнали, правильно! Еще и мягко обошлись! И вообще, надо было им с самого начала не вмешиваться. Остались бы кости на поляне, всем было бы легче. Ну, может, и не всем, но многим — точно. Одной дурой меньше было бы. Причем не просто дурой, а буйной, настырной, лезущей куда не надо!
Мелькнула какая-то мысль. Мелькнула и исчезла в кипевшем возмущенно разуме. Что-то насчет этой статьи и прочей… Нет, не вспомнить. Упустила. А ведь что-то важное. И для нее, и для Древних. Для всех Древних.
Ну и бог с ней, с мыслью. Теперь думай не думай — все уже сделала. Что могла. Только не то, что нужно было. И почему тогда не додумалась до самого простого — сначала Олегу Алексеевичу отнести, а потом уже в редакцию? Побоялась? Конечно, побоялась. Знала, чувствовала, что не одобрит. Нет, надо же было умнее других себя почувствовать. Дура!
Дальше-то как? Что делать? Плюнуть на все и всех, заняться учебой, жить как все нормальные люди? В том-то и дело, что ни нормальной, ни человеком Татьяна себя не считала. Ну человеком — еще может быть, а вот нормальной… С какой стороны ни подойди — не такая, как все. Расскажи какому-нибудь психиатру про Древних, про нашествие муравьев и верхнее зрение — выслушает, кивнет и позовет санитаров. Расскажи то же самое родителям, и дело кончится теми же санитарами. В худшем случае. Если не прислушаешься к жалобным и грозным уговорам забыть все это, понять, что такого не бывает. Может, и в самом деле все забыть?
Заверещал телефон. Да ну их всех к черту! Не буду брать. Нет никого дома, отстаньте!
Аппарат послушно замолчал. Подождал пару минут и снова разразился настойчивой трелью. Кому-то очень нужно, прямо сейчас. Татьяна вяло поднялась, подошла — и в этот момент телефон замолчал. Ну вот и славно, вот и хорошо. Теперь мо…
Новый звонок ударил неожиданно. Прямо по нервам. Татьяна зло схватила трубку, выкрикнула:
— Слушаю! Вам кого?!
— Татьяна, привет! Как дела?
— Здравствуйте…
— Не узнала? — в трубке хихикнули. — Богатой буду!
— Наташа?!
— Она самая. Жду, жду — а ты все не звонишь. Может, случилось что?
— Д-да ничего, в общем-то, — как хорошо, что по телефону только голос передается! Посмотреть бы сейчас на это «ничего» верхним зрением, со стороны. Или попросить кого-нибудь поглядеть. Хотя нет, лучше не надо. Незачем людей пугать. И Древних тоже. — А как вы телефон узнали?
— А что тут сложного? Пришла в редакцию, поговорила с людьми…
— И прямо сразу дали?!
— Нет, конечно, — Наташа снова рассмеялась, звонко и весело. — Не возмущайся, кому попало твои координаты не выдадут. Уметь надо разговаривать и людей убеждать. Слышала такое слово: «очарование»?
— Конечно, слышала. Постой, такты… Вы к ним…
— Ой, давай уж на «ты»! Я все-таки не старушка Марь Иванна. Или так похожа? Ну да, немножко
